Попытки грозы

сегодня в 3 часа ночи:
На балконе висит футболка и сушится.
дверь на него открыта и мы с догом мирно спим в спальне.
Поднимается ветер. Приятно.
Вдали громыхнуло.
Мы все еще спим.
Вдруг!
Вбегает маман, прямиком на балкон.
Мы с догом в полусне.
Маман забирает футболку, бурчит что-то из серии: "Начинается гроза, она улетит..."
Мы с догом сонно внимаем.
Маман удаляется.
Ветер обрывается.
Гроза гремит немного и отступает.
Мы с догом разочарованно засыпаем.

С утра папин комментарий маме о ее действии:
- Ну, вот вчера Сашина футболка призывала дождь, призывала... А потом ты ее унесла и не стало дождя.

Грустно... 31 немыслимо.
Сегодня вывешу футболку снова.
Потому что нам с догом вся эта жара до безумия надоела.

---

Дорогим друзьям и просто читающим ПЧ

Думаю, пришло время прощаться с дайри. Спасибо всем, кто был тут все это время со мной. но как говорится, этот момент настал.

Все, кто хочет, могут остаться со мной вконтакте и в фейсбуке (в личке напишу ссыли), хотя родные уже там)

По сути же дневник нужен для того, чтобы его кто-то читал, и кто-то там что-то писал. Я уже давно почти ничего не пишу, меня давно мало кто читает. Так уж вышло, что рассказов нет, тех что волнуют читателей простора, а моя жизнь не представляет ни для кого интереса. Иными словами, лошадь давно сдохла, но мы уверенно держимся в седле.

Поэтому давайте хоронить лошадь и расставаться, расставляя точки над "и". Наверное, удалять я его не стану, сам удалится со временем.

Еще раз Спасибо дорогим читателям, смотрителям и френдам!

Пока-Пока) Отписывайтесь с чистой совестью) Всех люблю)

---

Оридж Закончен.

Линии судьбы 1919-2019

Автор: А. А. Елшина-Тычинская

Глава 3 Линия дискуссий

Информация – часть понимания
Есть абстракция внешнего влияния
Наша нация суть век страдания
И провокация прошлого признания.

Преддверие сердца большого и малого
Безверие часть мира пустого, как от лукавого
Доверие красному кругу основа кровавого
Предательства друга, пусть неправого.

Сообщения сквозь века к нам бредущие,
Чьи- то их рвут костлявые руки гребущие
Сердцебиения не слышно больше зовущего
И нет больше строя Страны, так влекущего.

Материал для потомков: то страшная слава
Поднимать из обломков, не поможет держава.
И средь не отпетых останков забытых могил
Не будет ни рангов, ни слов, ни кадил…

И лишь вспоминая те страшные годы
И не забывая человечьей породы
Мы сможем все дальше идти без потерь…
Смеешься? О да, хоть верь, хоть не верь…

.........................................................................................................................

Дни до следующего моего визита тянулись невыносимо долго. С одной стороны, я обещала приехать, значит должна. С другой, информация о том, что Миша, кажется, влюблен в меня, совсем выбивала из колеи. Конечно, все могло быть случайностью, чувственным недоразумением. Однако какие-то исподволь приходившие мысли говорили о том, что как-то все это слишком серьезно крутиться для простого «увлеченья». Или так и бывает? Все «страсти и трагедии» спутники эмоций и ложных чувств, а настоящая любовь пресна и спокойна? Как все сложно…

На первых порах, мои мысли были унылы и очень резки. Вика Савченко меня серьезно разочаровала своей несдержанностью, наглостью и какой-то самоуверенной одержимостью. Да, и Миша тоже хорош?! Советоваться с ней по поводу своих чувств?! Нет, я, кончено, понимаю, что им тут тяжело одним, но мужчины что совсем не думают головой в какие-то моменты жизни?! Как можно знать, что тебя любит одна женщина и писать ей о том, что любишь другую?! Нет… Это как-то выше моего представления о правилах… нет, о достойном и человеческом отношении. Или тут что-то иное?
Михаил Иванович не производит впечатления ветреного и равнодушного ловеласа. Быть может он и не знает о ее чувствах? Хотя писал же он ей: «Я не мог ответить на вашу женскую любовь, но мне казалось, что такая месть не в вашем духе.»? Значит, знает. Так почему же…
За такими и им подобными бесплотными размышлениями прошли две недели, потом наступил этап хандры, где я не находила себе места и все ныла о невозможности того, чтобы все происходило без сложностей и непоняток. Этим порядочно надоела не только своему окружению, но и себе самой.
Все эти мысли, переживания, фантазии и решения, имеющие мало отношения к реальности и много к вымыслу отнимали колоссальное количество времени и сил. А ведь была еще работа, какая-то «личная жизнь», друзья и семья…
Поэтому доехала я до них только в декабре, когда и пансионат и лес вокруг занесло прилично снегом. Вообще-то и в мыслях не было и в это воскресение делать визит, но день выдался солнечным, морозным, и мысль пришла почти внезапно: «Ехать!».
Встреча вышла удивительная. Демьян и Гриша были в отъезде, где-то в больнице, в Санкт-Петербурге, проводили обследования ранений. Поэтому меня с очередным тортом встречал Сергей Петрович прямо на стоянке, немного засыпанный падавшим с неба снегом (погода резко изменилась во время поездки):
- Сергей Петрович, добрый день! – Улыбнулась я, покидая автомобиль и ежась от мороза. – Видите, в этот раз я тоже внезапно, но по уважительной причине, но хоть сообщить успела…
Это была чистая правда: позвонить заранее я не могла, потому что и не думала этот воскресный день тратить на них. Поэтому уже по дороге набрала Сереже «смс» о том, что буду «через часик». Нет, я отлично понимаю, что это не особо прилично, и сама бы от счастья не прыгала от внезапных гостей. Но подумалось мне, что им все равно в этом пансионате делать нечего, лишними заботами не отягощены, так что и ощущение от встречи без предупреждения будет более приятным.
- Ох, Александра Алексеевна, опять вы внезапно! Как снег на голову! – Рассмеялась Сережа. – Вот Григорий Дмитриевич и Демьян Олегович расстроятся: они ведь в отъезде. Процедуры-с. Так долго вы день выбирали, и вот выбрали…
- Вы думаете, это такая большая потеря для них? – Я сняла перчатку и протянула ему руку, свободную от торта и пакетов.
- Вы шутите? – Он галантно поцеловал ее холодными губами: куртка не слишком теплая для декабрьской погоды давала о себе знать, плюс ко всему он, наверно, уже долго ждал.
- Долго ждали меня? Не шучу… - Он забрал мои вещи и предложил руку, под которую я легко его подхватила.
- Не долго, четверть часа, не больше. – Он улыбался, стараясь локтем прижать мой локоть к себе. – Как не шутите?! Мы же все вас так ждали, и Григорий Дмитриевич с Демьян Олеговичем тоже. Вы же обещали приехать быстро… А вышло как, через месяц…
- Простите, Сережа… Можно вас звать Сережа? – Я виновато поджала губы.
- Конечно! – Обрадовался он чему-то, а я пожалела затеи: может у них это что-то значит?
- А меня, можете звать Сашей. – Продолжила я: в конце концов, у нас сейчас совсем другие законы и правила хорошего тона между друзьями и знакомыми, так что это ничего такого это не значит. Пускай привыкает.
- Спасибо огромное. Но если не возражаете Сашенькой… Мы же вас и так… - Он покраснел, отпуская меня и пропуская вперед, в здание. - … так между собой и зовем.
- Как мило… Только чего же вы засмущались? Мне бы было странно, если бы меня Александрой Алексеевной за глаза звали. – Я стряхнула снег с шубы и челки. – Я же не гранд дама в возрасте… и мы не совсем все чужие люди.
- Ох, Сашенька… - Усмехнулся Сергей Петрович и тут же сообщил. – Не раздевайтесь тут, холодно. Пройдемте сразу к нам!
Я прошла в комнату: с моего последнего визита там ничего не изменилось, кроме, разве что батареи, которая отапливала помещение и давала ощущения вполне себе приемлемого комфорта. Михаил Иванович что-то писал за столом (неужели письмо ей?!), но увидев меня, убрал все в папку и поднялся, как-то натянуто улыбаясь:
- День добрый, Александра Алексеевна! Как добрались. – Подошел, поцеловал руку, как-то очень равнодушно.
После того, что стало мне известно, поведение казалось странным, чужим. К тому же, мы же условились, что меня можно звать по имени… А тут опять формальности. Я растерялась.
Вообще, после всего узнанного, я должна была бы быть рискованней и уверенней, но выходило все пока плохо. С одной стороны, я смущалась и его и своих чувств, а, с другой, ощущала некоторую холодность в его поведении. Он как будто старался дистанцироваться от меня, чем удивлял и настораживал. Я вспомнила Викины слова о влиянии: неужели она не лгала и могла это?! Что за пакость… Но с другой стороны, мне-то и не нужен тот, на которого можно влиять. Как все запуталось…
Зная за собою особенность додумывать сюжет любой происходящей истории, не зная фактов, я силой воли велела себе перестать размышлять об истоках и первопричинах его действий и сфокусировалась на дружественной беседе.
- А мы вас ждали раньше… - Заметил Миша, подавая мне чашку: решено было в этот раз точно напоить меня чаем.
- Простите дела… - Я почувствовала себя нашкодившей школьницей и потупила глазки: вышло мило, но до глубины фальшиво.
- Конечно, мы так и поняли. У вас дела… - Я вздрогнула от того, как Игнатьев выделил эти «дела». Что он имел в виду?
В голову, кроме пошлого анекдота не лезло ничего.
- Как же... – Вмешался немного нервно Сережа. – Вы лучше скажите, как вы поживаете…
- Прекрасно. В общем-то, семья, работа… - Я кивнула ему в знак благодарности: он наполнил чашку душистым напитком.
- Работаете? – Передернул плечом Миша, садясь напротив и смотря вроде бы и на меня, а вроде бы и мимо. И опять этот тон…
- Да, конечно. Как все. – Я пожала плечами.
- У вас сейчас все женщины работают? – Спросил Сережа, сочувственно, и опять напряженно: что тут происходит, хотела бы я знать?
- Кто как сумеет. Кто-то выходит замуж, кому-то приходится работать… Хотя замужество само по себе вопрос труда не решает: иногда приходится работать и в браке. – Заметила, ощущая странности происходящего. – Собственно, я читала, что тоже было и в ваше время.
- Разное бывало. Но девицы определенных семейств редко «делали карьеру», как сейчас говорят. – Опять сказал Миша странным тоном, выделяя «определенных».
- Сейчас, к сожалению, выбора нет. Однако, многие состоятельные особы могут позволить себе не работать… Или же иметь свое дело от отца, как некое развлечение… Ресторан там, офис…или больницу. – Тут же парировала я, прежде чем сообразила что говорю, но осознанно делая акцент на некоторых словах.
- Больницы нынче в цене… - Усмехнулся Михаил Иванович, внезапно глянув мне прямо в глаза: как обожгло от смеси ярости и радости. Что за странный взгляд?
- Послушайте, вы же… - Начал Сережа, недовольно стуча пальцами по столу, но как-то обезоруживающе наивно закончил. - … вы же не находитесь в состоянии необходимости… жизненной?
Бог мой, как наивно! А в какой же еще необходимости я нахожусь? Конечно, в жизненной. Конечно, это не борьба за выживание, спасибо Господи, но все же возможности сидеть дома и играть на фортепиано у меня нет, как бы ни хотелось. Но не сообщать же ему об этом?! Вышло бы грубо.
- Конечно, нет. Хотя и дома сидеть не могу, к сожалению. – Улыбнулась я и тут же спросила, пресекая очередную реплику Мишу. – Господа, скажите, я опять не вовремя?
- С чего… с чего вы взяли? – Совсем расстроился Сергей: и стало ясно, что не вовремя от слова совсем. Но почему?
- Вы очень нервничаете, Сережа. – Доверительно сообщила я. – А Ми…Михаил Иванович все время желает меня уколоть. Складывается ощущение, что желание меня видеть является лишь формальностью и пустой вежливостью. Поэтому если вы против, то я могу вас оставить…
- Как… как вы можете?! – Сергей резко встал и отошел к окну, потом повернулся и заметил Игнатьеву. – А Вы, Михаил Иванович, что вы молчите?! Вы же, правда, ведете себя… неподобающе! Вам не стыдно?!
- Разве? – Миша и бровью не повел. – А вы слишком близко все к сердцу принимаете, Сергей Петрович. А Александра Алексеевна очень трогательно, обвиняя меня в колкостях, играет на ваших чувствах, апеллируя к «желаниями и формальностям». Кому должно быть стыдно так это…
- Кому? – Спросила я очень тихо: но чужим, потемневшим, почти грудным голосом. В нем явственно сквозила ярость, звенела угроза: закончите и больше никогда, никогда я не пересеку порога вашей комнатушки.
- Вам же, Александра Алексеевна. – Все также ровно ответил он мне, равнодушно смотря мимо: неужели не понял тона? Все понял, играет. – Сережа вас очень ждал, да и я, признаюсь, тоже. А вы столь странно реагируете на обычные вопросы и непонимание, происходящего в вашей жизни… Никто… тем более я, вы же знаете, не ставит целью обидеть или уколоть вас. Но если это случилось, то помимо воли. Приношу свои извинения. Не обижайтесь на нас… на меня.
Опять он выделял слова, опять насмехался, намекал. И извинялся. Не было там извинений!? Издевка, подначка: «Дескать, что ж ты мне на это ответишь, девчонка?!»
- Оставьте их себе. Обида, как говорят, угода слуг. У меня нет ни малейшего сомнения в том, что Сережа рад меня видеть. Спасибо, вам огромное и простите, если обидела… - Я встала и протянула почти подбежавшему Семерцеву руку: негоже обежать достойного мальчика. – Однако, ваше, Михаил Иванович, поведение… вызывает у меня… недоумение.
- Как строго и справедливо. – Миша откинулся на спинку стула. – Простите, повторюсь, если… вызвал своим поведением недоумение. Но, через Вас, этот пансионат мы видимо современную жизнь. Всю ее пошлость, простите. Мужчин, женщин. Цели, честь, вернее их отсутствие… И это очень больно: видеть полный упадок мира. Не понимая, что делать теперь… Почему все так…
Вот так переход?! Э, нет, дорогой мой человек, прекрасно вижу, что ты прямо на ходу меняешь тему, так грубо переходящую в лоно истории и страданий. Ну ладно, допустим, и тут мне есть что сказать, поэтому поиграю по вашим правилам:
- Ничего нет ужасного в том, что вокруг… Вернее нет, все ужасно. Но вам-то должно быть все это знакомо: падение нравов, отсутствие морали, «все можно, если никто не поймал» это ли не лучшие мотивы конца девятнадцатого столетия? Предтече тысяча девятьсот семнадцатого? Нет? – Вышло жестко, он не ожидал, я не ожидала сама, однако эффектно.
- Все было несколько иначе. – Он поджал губы, но перестал смотреть сквозь меня. – Но вы правы, мы были полностью в пороке, в грязи… Однако, те, что шли с красным знаменем готовы были «построить новый мир» свободный от всего того, о чем вы говорите… и где он? Где новый мир?
- Ну, так они построили… Восемьдесят лет даже его продержали. Но все рухнуло. Потому что дом, построенный на песке, всегда смоет водой. – Усмехнулась я.
- О, Евангелие… Похвально. – В тон мне произнес Михаил Иванович. – И что теперь?
- А теперь нас вернуло… как бы к началу того, что было. К самому дну. К развивающемуся капитализму, где все можно, если уплачено, где нет ничего священней денег и личных желаний. К счастью, идея убить частную собственность, классовость, веру и личность ни к чему не привела. Однако, теперь перед нами снова дорога и снова открыты разные пути… Вы лучше ответьте мне на вопрос… на ту претензию, что Саша… и Вика вам высказывают: почему вы ничего не делаете?
- Да уж, живое «на дне» в ярком виде. – Грустно улыбнулся Ингатьев. – А что мы должны делать? Кому мы тут нужны? Кто нам-то нужен? Нас ваша «аномалия» не спросила – перенесла. И теперь мы тут должны… существовать. А может нам лучше умереть? Может такая была у нас судьба.
- Безверие и богохульство: вам дали шанс, еще один. – Заметила я.
- Для чего, Сашенька, для чего?! – Вмешался Сережа, опускаясь рядом на стул. – Что мы тут можем?! Что мы знаем… Мы там не смогли. Зачем же снова?! Почему же мы…
- А Александра Алексеевна, как будто знает, почему мы такие… - Бросил Миша.
- Возможно. – Я и бровью не повела. – Возможно, я мало, что знаю и видела, но… Мне кажется, что все это потому, господа, что вы не желаете жить тем, что есть сейчас. Не хотите отпустить ваше прошлое, какое бы они ни было ужасное в конце или прекрасное вначале. Вам так проще. Вам есть на кого свалить вину, есть то, зачем не жить…
- Саша… - Начал было Сергей.
- Сережа, не говорите ничего! Вы молодые мужчины, да у вас ранения, инвалидности… но вы живы!? Понимаете, живы! Хотя должны были, может, умереть! И я не желаю слышать о том, что у нас плохие люди и нет целей. – С неким волнением проговорила я. – Вы хорошие? У вас они есть? Так дайте их нам!
- Мы же уже покаялись – нет у нас ничего. – Покачал головой Игнатьев. – И мы уже пережитки прошлого… Наверное, по иронии сюда занесло не «тех», кто мог победить, и что-то дать вам, потомкам. А тех, кто не смог отказаться от восприятия того мира, от бессмысленной порядочности, от законов чести… Я не рисуюсь: и тогда, и сейчас это лишь мешает…
- Однако подумайте о том, для чего судьба вас перемести ла сюда?! - Не сдавалась я. – Для чего она дала вам второй шанс. И возможно, тогда вы обретете и смысл и понимание….
- А ежели, нет? – Миша впился в меня каким-то странным взглядом: он как будто хотел верить. Хотел и не мог.
- А ежели нет, тогда и поговорим. – Отрезала я. – Вопрос не в том, что вы проиграли Гражданскую войну, вопрос в том, почему вы ее проиграли. У вас не было единого центра и веры в победу, не потому что вы были слабы или вас было мало…. Нет, вы в глубине души, опираясь на то, что вокруг творилось, сами, чистые и честные люди, понимали, что страну нужно менять и шли просто, как овцы на жертвенник, принимая, что ваша кровь – цена будущей жизни. И что в итоге? За что вы заплатили своими жизнями, своей порядочностью? Какую жизнь вы выстрадали?! Сто лет под гнетом неестественного строя, где черное пытались сделать белым, а белое черным по началу?! Где убивали и мучали «просто так», из-за классвоой ненависти, из-за подлости натуры, наркотиков, страха?! Где потом создавали жизнь, не опираясь на человеческую сущность и природу, где «новый мир» строили на костях целых слоев… Где думали Бога заменить Вождями, а сами тряслись от того, что вера сильнее желаний «партии»! Где стремление жить в достатке приравнивали к буржуазным пережиткам, а сами купались в роскоши. Где строили безликие дома, шили безликую одежду для «масс» и думали, что опустив занавес, смогут создать обособленную жизнь… Где уничтожали понятие «личности»…
Не вышло. Потом было еще двадцать лет в попытках найти, что было. Опять разгул капитализма, заработков, денег, вседозволенности. И мы вновь стоим там же, на той же ступени, что и в далеком тысяча девятьсот семнадцатом, когда нам вновь надо понимать, куда и как идти…
Поймите, я вас не виню, вы лично не несете ответственность за произошедшее, однако… Зачем-то вы здесь. И не только как память нам о былом. Память быстро стирается, если не будет действий. Нет… тут что-то большее важное. Вам нужно, чтобы вас увидели… Не подачки давали, не помогали... А услышали вас… Понимаете?! Не мы вам – вы нам можете помочь.
- Опять риторика и мистика! – Отмахнулся Миша, но что-то изменилось в голосе. – Все то вы знаете, Александра Алексеевна, все то понимаете. Как жить и что делать. А сами то… Красивая женщина, молодая, умная.. А цели то и у вас нет… Вы, может, нас так яро за отсутствие цели ругаете, потому что у вас ее, у самой и нет?
- Может… - я не спорила: в чем-то он прав.
- Так давайте вы сами свою дорогу ищите, а мы сами свою. В этом деле нет проводников, к сожалению. Каждый сам.
- А я не согласен, Михаил Иванович. – Вдруг вступил в разговор Сережа: горячо. – Сашенька права. Мы можем, конечно, и ее обвинить, что все у нас не складывается. Да, ведь вот она и есть наша ответственность, она ведь итог нашей проигранной войны! Кровосмешение, классовое смешение, вероослабление и не понимание того, как с этим жить. Быть может мы тут чтобы их наставить, им помочь… Нашу-то Россию уже не вернуть, однако мы видим, что она жива сейчас, в этом времени. Сбросила с себя гнет того, что смяло нас, раздавило, разорвало… Порушила это, уничтожила. Но им в новой жизни нужно помогать. Они же, как слепые котят бредут…
- Мы-то были зрячими?! – Горько заметил Игнатьев. – Дело ваше, хотите помогать – помогайте. Меня увольте. Я много получил «хорошего» и от прежней власти, и от красой… Тут я лезть в эти игры не стану. Суждено мне ящики грузить, как эмиграции, и буду…
- Так может, пойдёте уже к вагоном-то, а не на шее у Фонда сидеть будете и Павлинину грязью поливать?!?
Я это в эмоции сказала, не подумав. Вышло некрасиво и грубо. По его фразе про слепых катят я поняла, что он нас не жалеет, себя жалеет лишь. Он нам помогать не хочет, потому что хочет, чтобы и у нас все разлетелось, чтобы и мы поняли всю их боль на собственной шкуре. Ах, как я тогда обозлилась на эту его слабость?! Вот и сказала, не подумав…
- Саша… - Обескураженно произнес Сережа: по лицу пробежала тень, глаза, как у побитой собаки, плечи опустились.
- Не надо Сергей. Не унижайся. – Остановил его Миша. – Вы правы, мы содержанцы, Александра Алексеевна, и это прекрасно ощущаем.
- Я вас не уличаю. Простите. – Мне стало стыдно, и я инстинктивно коснулась руки Сергея, он мягко, но настойчиво ее убрал.
Обиделся. Еще бы?! Как я могла-то?! Такое сказать?! Как я могу Сашу обвинять в цинизме, в то время как сама…говорю такое.
- Не важно.
- Я же вам в политику тоже не предлагаю идти. –Я старалась сгладить сказанное. – Я вам советую работу найти и перестать себя жалеть и свою судьбу. Вам же лучше чем тем, которых резали и жгли, и кто умирал, так и не увидев света, за веру, за бога, за собственную слабость или доброту.
- Да, мы живы. Но иногда думаю, что и для нас все кончилось! – Холодно произнес Миша.
- Для вас нет… Они умерли и…
- Мы тоже, мы тихо умираем тут. – Покачал он головой, руки немного тряслись.
- Вы живете и должны жить! Богохульство такое говорить! – Я почти умоляюще на него посмотрела.
- Вам ли знать?! – Он резко встал, поджав губы. – Что вы видели-то в жизни?! Отчий дом, теплое место, выбор между новым платьем или шляпкой?!
- Не мне, возможно, нужно было это все это говорить… - Я «съела» его «шляпки», это мне за «содержанцев»: несдержанно, но честно. – Но кто-то должен сказать, чтобы вы услышали, что…
- Простите, вынужден откланяться. – Он резко развернулся и покинул комнату, не дослушав, нарушив все правила приличия. Так на него не похоже…
Ну, почему все время, как я приезжаю, что-то такое происходит?! В чем я провинилась перед мирозданием! Я же просто с чаем, с тортом, и своей любовью… А тут… тут… Политика, история, столько боли… Еще Сережа… Его походя обидела…
- Не сердитесь на Мишу, прошу вас. Он вспыльчив… и тема больная… Отойдет… Вернется. Простите его. – Сергей сидел, опустив голову, крутя в руках ложку. Я просто ощущала, как ему больно, физически. Но он что-то говорил, потому что это прилично.
Бог мой!? Сколько вас доверчивых и честных полегло в той мясорубке. Вас расстреливали, путали, издевались и мучали. Вас уничтожали массами… Вас ломали страхом и болью. И вы уже боялись расправить плечи, вдохнуть полной грудью. Вы прятались, таились, просили пощады или шли на смерть. Вы почти никому не верили, уповая лишь на бога. А иногда и ропща на него, не понимая за что… Я часто думала о том, что Снимали пласт плодородной почвы», вырезая весь цвет и суть армии и страны. Выкорчёвывали «садовники» старые розы, не думая о том, что новых-то не будет. Травили, срывали. Из кактуса березку не сделать. Я понимаю, что больше всех в той войне пострадали крестьянство и кулаки, большой и сильный, зажиточный класс. И резали их тоже, не дай бог как… Но почему-то сердце щемит именно от того, что малый в размерах страны, дворянский класс, вытравливали с собой жестокостью. И понятно вроде бы за что, в общеисторических масштабах. Но осознать душой, что один человек с другим такое вот творить может… для статистики, бля развлечения, для самоудовлетворения, для радости…
И как тут не вспомнить слова Элизабет из «Гордости и Предубеждения»: « Чем больше я смотрю на мир, тем меньше он мне нравится.»
Мне он не нравится совсем. И люди не нравятся.
- Сереженька, я вас прошу…
Повинуясь внезапному порыву, я его за руки холодные схватила и вынудила голову поднять и тут же вздрогнула: глаза его, голубые и чистые, застилали слезы. А как только он встретился со мной взглядом, понял, о чем я думала: тут же по щекам побежали мокрые дорожки. Я никогда… почти не видела мужских слез. Что-то было в них ошеломляющее, сдавливающее, душащее. Я видела, как он беспомощно смотрит, как горят щеки от стыда, как дрожат руки, ощущала, как бьется его сердце, как он весь дрожит в теплом, обогретом помещении.
- Простите, бога ради, Сережа… - Я сжала его пальцы, понимая, что совершенно не умею утешать людей, не умею им помогать в такие минуты. Так обидно, но ничего не могу.
- Вы знаете, я… я никогда… я жил… у нас семья была… большая… У нас… У меня два брата… были. Сестра… мы все были… любимыми… все… Родовые…дворяне… Потомственные… офицеры… Но не было средств… достаточных… - Он говорил отрывисто, душили слезы, но о семье, о прошлом. – Но я… Никогда я… я никогда не спускал родительского добра… Денег не просил сверх того, что… слали… Да и знал, как сложно им… Сестрица же… И я…. Никогда… Всегда хватало. И тогда у нас грязь… была… Нравы… Пошлость… Особы… Предлагали в содержанцы… на…на довольствие.
- Сережа, вы… - Провела рукой по его рукам, плечами, стараясь ободрить.
- Нет, прошу вас… - Слезы уже начали сохнуть, он сдерживал себя, выравнивал голос, объяснял что-то, не смотря в глаза, но пальцы мои сжимал крепко. – Прошу, я окончу… Часто офицеры… из бедных семей шли на это… на «довольствие» вдов и разных… этих. Не только офицеры… Вообще… многие. Я никогда, не мог почему-то… Стыдно, знаете ли. И тут у вас, ваша Павлинина тоже… намекала… на это. Как так можно, я понять не могу. Живой же, не товар…
- А все сейчас товар… - Вздохнула я. – И у вас тогда тоже. И у нас. Людей мало. Мы все больше их пользуем, а любим почему-то вещи…
- А смысл-то?! Исход-то какой… - Он вздохнул, чуть подрагивая, но вот уже совсем в руки взял себя и посмотрел все теме же чистыми, нежными глазами.
- О том вам и говорила… Вы тут не просто так. Потому как сейчас исхода у нас нет… - Я сама почувствовала ком в горле и замолчала.
- Никакого. – Помог он мне докончить. – Но вы простите меня. Я знаю, вас Миша расстроил тем, что сказал… Вы и решили его уколоть.
- А уколола вас, простите… - Я слабо улыбнулась, извиняюще, мягко. – Вам больно сделала, не подумав… И главное не думаю я так вовсе… А он… Эх… С него, что с гуся вода…
- Нет, что вы!? – Он покачал головой. – Не говорите так. Он просто очень сдержан…
- Оставьте, Сережа…
- Нет, я вам скажу, раз так повернулось. – Сергей Петрович покачал головой. – Он сердцем мучается… И от каждого вот такого задыхается… Плохо ему. Он внешне никогда не дает воли… Но я знаю. Он ушел-то потому что дурно стало, я по глазам видел…
- Как так? – Мне самой стало дурно: еще не хватала больного человека довести до могилы своими размышлениями о вечности и уроках бытия.
- Он не говорит никому, ему не хочется… неудобно… Там квоты, Александра Андреевна объяснила… Больше ни-ни… Он считает, что Грише, Демьяну и мне нужнее. Вы тоже в Фонде не говорите. И ему не говорите… - Попросил он.
- Но сердце… это же важно?! – не унималась я.
- Все у нас важно… - Он опустил глаза, и я вспомнила, что его пуля мучает тоже, что то опасное там было.
- Простите, но может ему плохо… Куда же он…
- Оставьте. Даст бог, все будет хорошо. Одно вы верно сказали: не вовремя приехали. Нет-нет, не из-за вас! Просто проблемы опять… разные… И все девушка эта пишет ему, из Фонда… Теперь и про вас… всякое…
- Виктория Савченеко? – Я поджала губы. – Она не в себе.
- Очень не в себе. – К моему удивлению согласился Сергей. – Мишу очень добивалась, прямо хотела забрать к себе в клинику, чтобы всегда рядом… Потом он ей аккуратно объяснил, что не может любить… так она вот пишет и он ей. Странно все это.
- Сережа, скажите, а куда Михаил Иванович пошел? – Не унималась я, забывая про Вику на время. Вдруг Игнатьеву и в самом деле плохо?!
- Не надо, Саша… - Каким-то особым тоном ответил мне Сергей.
- Нет, надо. – Уверенно отмела его возражение я.
- Он обычно ходит, вниз… к озеру. Там есть какое-то безлюдное место, где можно побыть одному и… свежо. Саша, подумайте, что вы делаете!? – Как-то надрывно и грустно заметил мне Семерцев. – Я…
- Я знаю, что. – все также упрямо заметила я, покидая комнату, захватив косметичку.
Если бы я знала что?! Что он имел ввиду, что я хотела, что скрывал Миша… Ах, как все запуталось, смазалось. Почему не бывает в жизни простых шагов?! Почему я что-то делаю, опираясь лишь на интуицию, почему я не могу ничего осознать разумом. Почему столько ошибок?
Одни почему…

***

Я спускалась, кутаясь в шубу, по отвесной тропинке, сердце стучало, отдаваясь шумом в голове. Мне было страшно от того, что происходит, от того, что я ему скажу, от того, как поведет себя он. Нет готовых решений, нет уверенности, нет понимания. Как жаль…
Мишу я увидела издалека, из-за деревьев. Он сидел на замерзшем камне, на берегу, в пол-оборота, меня не замечал, В распахнутом пальто, расстёгнутой рубахе, обнажая мощную, густоволосую грудь, к которой прижимал охапку снега: я знала, так раньше спаслись от сердечных приступов. Сомнительное решение. Весьма.
- Михаил Иванович… - начала я приближаясь.
- Вы…
Он вздрогнул, откинул снег и поспешно запахнулся, но не встал. Лицо было бледным, под стать пейзажу вокруг, щеки пылали, глаза лихорадочно горели, руки дрожали.
- Я. – Понимая что отступать некуда и, что возможно, не будет у нас никакой «любви», я стала спокойнее и решительнее. – Что же вы не сказали, что больны…
- Я был обязан? – Не убрал он едкого тона, хоть и кривил губы от боли.
- На вот, возьмите. – Я достала из косметички и протянула ему желтый шарик валидола. Поможет, нет?
- Что это? – Он взял и покатал на ладони. – Зачем?
- Вам нужны лекарства, а не… охлаждения! – Строго заметила я и, поняв, что за водой бежать долго приняла нестандартное решение.
Нет, не снег я решила топить горячим дыханием. Зачем? Это же тоже долго. Я умудрилась вывернуться иначе: каблуком проломить корку ляда, на озере, почти у берега и набрать в ладони воды. Конечно, не особо чистая, но лучше такая. К тому же ледяная: пальцы окоченели сразу. Я аккуратно поднесла уже чуть замерзшие лапки к его лицу.
- Пейте. Станет лучше.
- А так нельзя…проглотить? – С сомнением посмотрел он на мои руки, потом вдруг, как спохватился, взял в рот валидол, наклонился и отпил из лодочки, аккуратно касаясь губами. Я почти ничего и не почувствовала: неужто обморозилась?
Миша сам разжал мои ладони и начал растирать своими, дышал на них и даже решил поворчать:
- Что же вы творите?! Отморозить хотите их что ли?!
- Нет, но нужна была вода… - Я оправдывалась почти.
- Простите, но эта цена слишком высока. – Он покачал головой и отпустил меня. – Ну вот опять… Я не могу на вас сердиться, вы столь… непосредственна.
- Я? – Я улыбнулась, чувствуя, что сейчас он намного ближе, теплее, чем было некоторое время назад. – Не нужно на меня сердиться: я же, как лучше, хочу.
- Я понимаю… - Он опустил голову на руки. – Как я устал от требований… ожиданий… слов, действий. И, кажется, ничего теперь не ясно…
- Я вас не понимаю.
- Не важно. – Миша махнул рукой и встал: немного порозовело лицо. – Мне и вправду стало лучше. Спасибо вам.
- Не за что. Это замечательно! – Я и вправду обрадовалась: если ему помог валидол, значит все и вправду не так страшно.
- Что именно? – Не разделил он моей радости.
- То, что вам стало легче. Держите. Если уж не желаете лечиться, то хоть при приступах пейте… - Я протянула ему таблетки.
- Спасибо. – Кивнул, потом спохватился. – А вы-то как… У вас что тоже… бывает такое?
- Разное бывает – Отмахнулась я. – Здоровье у нас сейчас не самое хорошее.
- Но вам…
- У меня есть еще.
- Спасибо. Пойдемте, я провожу вас. – Он подал мне руку, как бы желая закончить наш странный разговор. – И давайте, разобьем порочный круг.
- В каком смысле?
- В прямом. Вы посидите у нас еще немного, не станете убегать, мы больше не будем касаться животрепещущих тем, и попьем чаю. – Миша легко рассмеялся: неожиданно и очень нежно.
- Да, а в следующий раз…никакого торта. Складывается ощущение, что он просто носит ореол чего-то… или кого-то. – Не сдержала насмешки я. – Если следующий раз будет, конечно.
- Очень на это надеюсь. Ни Демьян, ни Григорий нам не простят, если вы больше не приедете. Да и Сережа будет скучать. – Мы почти поднялись к корпусу санатория.
- А вы? – Очень откровенно, немного язвительно заметила я: очень боялась показать ему, насколько важен его ответ.
- И я. – Без тени иронии, серьезно ответил он, не сводя с меня своих умных, карих глаз. Что-то в них такое было, что-то удивительное, что-то притягивающее.
Неужели любит?!

***
На этот раз обошлись без эксцессов. Мы допили чай, беседуя о каких-то совсем незначительных вещах. Я что-то рассказывала о нашем времени, о людях, о нравах. Сережа все больше проводил параллелей с их жизнью, но чему-то удивлялся, чему-то радовался, чему-то огорчался. Ему хотелось обратно в армию, но очень боялся, что не подойдет современному строю со своими «изжившими себя понятиями». Я заметила ему тогда, что жить по совести и чести – актуально и трудно во все времена. Главное, чтобы слово не расходилось с делом. Михаил Иванович в беседе участвовал мало, больше молчал: видимо, все же приступ давал о себе знать. На прощанье сжал руку, но глаза почему-то отвел.
Сережа проводил до машины, чуть коснулся губами пальцев и попросил не держать на них зла и обязательно приезжать, что я и пообещала делать.
И так бы и закончился этот наполненный событиями день, если бы не одно события, которое случилось уже по моем возвращении домой. Доставая ключи от дома, в сумке я нашла письмо…
Мои вещи только раз оставались без присмотра тогда, когда я с лекарствами ходила к Мише.
Значит…
Не может быть.
Однако в конверте было два письма. Первое было недлинным, вернее окончанием какого-то более длинного. Всего полстраницы аккуратных и ровных строчек.

«…Я вам много раз говорила, что вы замечательный человек, однако она просто не ваше. Она прекрасная, душевная, нежная. Я теперь лично знакома – знаю. Но она просто вас не любит. Да, ей очень вас жалко всех, и вас, лично, она выделяет. Но дальше сочувствия, понимания это не заходит…
Может быть и хуже: она увлечется вами, как «сказкой из прошлого». Она нечаянно прочла ваши письма, не сердитесь на нее, ибо она не специально. И как многие мои современницы ей лестно такое внимание, но оно не серьезно. Она перспективна и молода, о ней нужно заботиться и охранять ее. Вы же, признайтесь, сами нуждаетесь в опеке, в направлении. По сути, кто вы тут и зачем? Вы – прекрасный человек, но, к сожалению, «пережиток прошлого»… Не мои слова – ваши.
Примите то, что должно. Не питайте иллюзий, будет проще.
Всегда вас жду, всегда вас люблю, всегда помогу.
Ваша В.»

Какая подлость?! Какая мерзость! И дело не в том, что она так меня оговаривала: «вас жалеет», «читала письма», пусть ее… Но как она все перевернула, как извратила?! И как она подрывает его веру в себя: вот, что значит психолог. « Вы, конечно, просто отличный парень, но вы тут никто, звать вас никак, и никому вы не нужны». Очень тактически верный, врачебный ход. А я-то дура за правду, веру и надежду! Пожалуй, вот так получают мужей «достойные» дамы: ломают под себя, а потом …
Эх, я даже уже слышу ее слова: «Конечно, Миша, я приму вас… Я вас люблю, и жизнь за вас положу! Верьте мне!»
Верить?! Ей!?
Он, что сошел с ума? Неужели он не видит… Но у него сердце. И нет работы. И нет веры почти… В таком состоянии так легко сломать, увлечь, обмануть.
А я?
Я не умею бороться за мужчин. Не умею и не буду. Это странная, противоестественная борьба не приведет ни к чему хорошему: пусть сам делает выбор. Сам…
- Что там еще? – Я нервно развернула второй листок. Там написано было не больше, но это было начало письма, видимо, ответного. Его размашистым, красивым подчерком было написано:

«Виктория,
Я рад, что вы проявляете к моей ничтожной персоне столь сильное внимание. Но все, что вы написали, немного огорчило меня. Ваши легкие намеки не дают мне покоя: та Сашенька, которую я видел совсем не та, о которой вы пишите. Где же есть правда?
Она читала мои письма к вам? Как это случилось? Где же вы их хранили? Почему не прятали… Очень больно знать, что моя доверенная вам душа была вывернута для чужих глаз.
То, что вы пишите о Сереже и вашей Павлининой мне тоже, простите, противно. Как можно от него требовать?! Он совсем еще ребенок, чистый и добрый. Не может он ответить на чувства, которых нет. Как и я, собственно.
У меня мнение складывается, что все, что вы про Александру Алексеевну пишите, в какой-то мере, относится больше к вам.
Да, возможно она не любит меня. Это ее право. Но ее искреннее к нам отношение, ее доброта не оставляют мне…»

И все более ни слова. Так значит вот ты какой, северный олень… Значит, вы даже мне чтение ваших писем прощаете и вес равно меня выгораживаете перед ней… А я то…
- Я аккуратно положила письма в конверт и убрала в сумку и начала размышлять в слух. – Завтра нужно съездить, их отдать… Выходит, мне Сережа положил Мишины письма. Но зачем? Как? И что мне с этим делать…
Внезапно, словно ответ с небес пришло сообщение от Сережи:

«Листочки не читайте. Прочли – не страшно. Выбросите их. М.И.»

Вот так-так… «Не читайте… не страшно… М.И.»
М.И.!

Получается Сережа Мише рассказал. И что там у них вышло? Судя по тону письма: он не доволен. Но не мной… Почему меня так это радует. Кто он мне вообще?
И не поеду я никуда завтра. Пускай ждут до следующих выходных.
Приняв это довольно простое и единственно верное решение, я постаралась отбросить все мысли о прошедшем дне, приняв душ, захватила бокал вина и с комфортом разместилась на старом кожаном диване, сделала первый глоток и включила телевизор: чуть не поперхнулась.
Меладзе томно выводил:

- Обрывается строка, в жизни так бывает
Что дальше я и сам не знаю...
Забывается вчера, ни числа, ни имени
Спаси меня...

Бывают ли случайные события, слова, фразы в нашей жизни? Бывают. И красной линией соединяют важные точки нашего пути вопреки всему… Вопреки.

---

Оридж. Закончен

Линии судьбы 1919-2019

Автор: А. А. Елшина-Тычинская

Глава 2. Линия общения

Мы шагами робкими в неизвестности.
Погибаем без боя в ненужной честности.
И потом длиной ночью единой темною
Теряем душу, как пустотой казенную.

Мы боимся признаться словами простыми
Что мудрость не дается власами седыми
Что сердце не живет от того, что ближе
То, что знают из века в век, в Париже.

Мы не верим, что этот путь наш забвения
Может быть перебит одним лишь мгновением.
Где порхает надежда смешная, да грешная,
Что пути наши есть решения вечные, неизбежные.

............................................................................................

***

Вначале я очень хотела посетить их снова, как можно быстрее, но у меня все не хватало духу. Однако дело было не только в этом. С одной стороны, Сережины «смс» послания давали мне полное право прибыть к ним в гости в любое время…

« Милая, А.А., доброго Вам дня. Как ваши дела? У нас все замечательно, только скучаем очень сильно. Почему же вы забыли своих новых, добрых друзей?».

С другой, они же меня и останавливали. Во-первых, я обещала Саше, что постараюсь охладить пыл Сергея Петровича и без нее постараюсь там не бывать. С ней, собственно тоже. Крайней нужды в посещениях у меня не было, а ее настроение очень сильно портилось от того, что они с Сережей «все более отдалялись друг от друга». Мы даже пару раз поругались на эту тему и я решила пока оставить все, как есть, потому что… Потому что не находила сил видеть их всех в большей степени, нежели чувствовала себя обязанной Павлининой.

«Вы редко пишите, я знаю, кажется почему. Однако, смею уверить, что с моей стороны нет никаких притязаний на ваше сердце. Лишь позвольте быть вашим другом…»

Из всех его коротких, перегруженных телефонных записок, кроме признаний в искренней любви и привязанности , я узнавала, как обстоят дела у оставшихся знакомых обитателей временного госпиталя:

«Г.Д. шлет Вам воздушный поцелуй, его скоро выписывают.»
«У нас переезд.»
«Д.О. порядком насолил М.И. опять»

О том, как проистекают их будни, чем бывают они заняты в часы длинных осенних дождей и темных вечеров:

« Д.О., Г.Д. и я играем часто в ваш подарок. А.А. передала. Спасибо Вам за то, что хоть и нет времени, но вы не забываете о ваших преданных друзьях»

И даже бывали скупые послания о Мише, которые были дороже всего на свете, ибо я уже точно уверилась в том, что он прочно завладел моими мыслями.

«М.И. просил Вас благодарить за книгу»

« Мы все вас ждем в гости! Даже М.И. »

Книги, подарки, игры… Неловко вспомнить, как я посылала им с Сашей презент, потому что мне казалось, что это правильно. Правда, я просила ее скрывать дарителя и говорить, что это от нее или там от их общества. Однако тут, она проявила странную честность ей не свойственную, так как сразу, при первой же поездке меня выдала. Естественно, не смотря на мое желание продолжить делать для них что-то приятное, с этой идеей было покончено.
Я тогда долго сомневалась, что и как дарить, чтобы не обидеть и чтобы было, что-то полезное.
Осень в том году выдалась северная и очень дождливая, граждане страдая от холода и ливней, стаями покидали родные края и переселялись в Турцию, Египет и юг Италии. Памятуя о том, что в пансионате не топят, я купила своим новым «друзьям» в подарок тёплые, шерстяные свитера одной известной, но демократичной, марки, заранее спросившись Сашу о размерах. Кроме этого, отправила им вязаные шарфы, наборы разных книг, в основном, общеобразовательных, но также и детективы, шоколад, как символ радости и тепла, много чая, домашнее варенье, мед, домино, эрудит и монополию, на закуску.
Как потом оказалось, Павлинина была крайне удивлена и раздосадована, ибо они все приняли и просили мне кланяться. Оказалась, что имела место такая странная история, что от «ее девочек» они ничего не принимали, более того обижались вполне по настоящему. Поэтому Саша, получив от меня пакеты, понадеялась, что теперь-то ей удастся развеять мой ореол. То есть фактически, она сама призналась мне в том, что сказала о том, от кого подарки специально для того, чтобы изменить их отношение ко мне. То ли наглость, то ли глупость. Однако вышло иначе: вполне добрые улыбки и море теплых слов.
Не уверена, что эти гордые сердца не дрогнули, принимая дары, однако, мне кажется, что искреннюю радость они изобразили лишь назло Саше, как представителю иной касты. Кончено, нельзя так вести себя с теми, кто тебе помогает, но думаю, ее навязчивость и само представление вполне могли всех утомить.
И, да, ее поступок дал мне полное право аннулировать нашу внутреннюю договорённость, не ставя Павлинину в известность, и посетить моих «преданных друзей» в любой момент.

А они меня ждали…
Ждали, да. А я все не ехала, потому что не могла найти в себе мужества, хотя это становилось уже неприличным. И потом ехать одной было страшно, а никогда не была особо смелой.
Пока я думала, время шло. Осень отступала, поливая все вокруг пропастью дождевой воды и покрывая улицы и машины корками грязи. Почти закончился октябрь, погрузив город и окрестности в морозное ожидание зимы и снега.
Наконец, не раньше, чем почти через месяц я решилась, наконец, сделать визит. Дорога заняла вдвое больше времени, чем в первый раз, потому что я ползла, как черепаха, слабо представляя, что буду там делать и что говорить. С ними наедине, без посторонних, без Саши, без кого-либо еще. Я вообще опасалась, что кроме их четверых там не будет людей…
Кстати говоря, порыв у меня был давно планируемый, но внезапный в реализации. Решение ехать определилось так быстро, хотя так долго готовилось, что я забыла даже известить тех, к кому ехала. Крайняя беспечность, хотя она много помогла понять и увидеть.
Стоит заметить, что я зря боялась отсутствия людей, потому что в санатории оказалось их даже слишком много. Ведь с октября начинаются заезды, и отдыхающие заполонили все вокруг. Солнце, холод, смех, шум, разговоры, споры… Даже их «домик» не казался прибежищем уныния, ибо и туда к ним подселили веселых туристов, мало заботившихся о чьем-то душевном состоянии и «берущих от жизни все».
Осталось найти среди этой толкотни и суеты современников, четверых бездомных безвременников.
Я поняла по сообщениям Сережи, что у них переезд, потом задала пару вопросов Саше, дабы сложить воедино весьма нелицеприятную картину. Что неудивительно «господ бывших», как именовали их отдыхающие, шутя, переселили в одну общую комнату, перестроенный спортзал, являющий собой помещение еще более холодное, полное сквозняков, но светлое, с большим окном и видом на озеро. Их там разместили, когда выяснилось, что не хватает мест для «основного контингента», а оскорблённая в лучших чувствах Павлинина даже пальцем не пошевелила, заметив мне, что если «им надо» «пускай просят», а она «не нанималась решать проблемы взрослых мужчин». Вот такая обиженная любовь вышла, а была столь горяча.
Вообще, я думаю, она ждала, что они, действительно, попросят: все же зима не за горами, а там, в зале, температура была почти такая же, как на улице. А они не стали. То ли тут сыграла роль гордость и нежелание ещё более унижаться, то ли им просто было неловко и, пережив все ужасы прошлого, холод и изменение объёма питания (да, да, было и это. А еще, были какие-то претензии руководства, чтобы «эти» ели «как-то отдельно и не мешали».) восприняли, как должные неприятности. Кажется, Саша уже сама жалела, что так вышло, но упорно не шла на попятную, вообразив, что у них почти война… Хотя быть может и вправду война?
Найдя, наконец, зал, я, постучавшись ,вошла, путаясь в своих пакетах и свертках и слегка обомлела: такого я давно в жизни не видела. Скажу больше: никогда.
Я вообще молчу что тут, в этой комнате, где ужасно, просто невыносимо холодно, им были даны какие-то смешные, байковые, тонкие одеяла, выглядывающей из под аккуратно застеленных на кроватях… на раскладушках пледах. Раскладушки… Бог мой… Да, я догадывалась, что обида Павлининой им дорого станет, но чтобы так, так глумиться над людьми, лишившихся всего… Нет, я была не в силах это понять, я не верила в это… Я же знаю Сашу… Так не может быть…
А вот меня же тут встретили радостными, но немного неловкими улыбками, но мое сердце рвалось на части от сдерживаемых слез и обиды за этих достойных и честных людей. За то, как просто топтать того, кто ни слова не может сказать тебе, за то, как много животного и злого в наших сердцах…
Конечно, я не маленькое дитя и знаю про несправедливость и обиды, про жестокость и подлость. Но я так редко, слава богу, защищенная семьей и обстоятельствами, сталкивалась с мелкими неприятностями, что увидев крупные, пусть и чужие, мгновенно впала в депрессию, граничащую с паникой, что во многом определило все мое дальнейшее восприятие этой комнаты и ее обитателей.
Как тут у них было… уютно? Неужели в таком месте может быть уют? Все пространство помещения было аккуратно распределено: напротив двери шкаф, отгораживающий три кровати от входа, справа стена, слева еще один шкаф. И выходило, как будто маленькая комнатка со спальными местами, тумбочками и торшером. В шкафах, видимо, лежат вещи. Слева от двери располагались потертые кресла советских гостиных, маленький столик с дешевым, старым радиоприёмником на нем. Там же, слева, чуть дальше был шкаф с книгами, старыми пластинками, какими-то предметами, видимо собранными и ненужными в пансионате. За ним еще одна кровать и тумбочка. Напротив окна, почти вплотную к подоконнику, стоял круглый, дубовый стол с пятью табуретками и полиэтиленовой скатертью в пошлый оранжевый цветочек.
В крайнем же левом углу размешалась старая столешница с плиткой, чайником и небольшим шкафчиком рядом, где, видимо, хранилась посуда и какая-то еда. Между всеми шкафами, отгораживающими жилые зоны от общественных, были на проволоке натянуты шторки из неясного мне тканого материала. Однако, заметить кровати мне помогло то, что эти занавеси были отдёрнуты, так как гостей никто не ждал.
Несмотря на всю ветхость мебели, она ещё держалась, а где-то была отремонтирована уже, видимо, «новыми временными» владельцами. Аккуратно прибранные постели, тумбочки совсем без лишних вещей, пиджаки на спинках стульев. На столе расположились чашки, аккуратными веерами были разбросаны карты, вазочка с конфетами играла на солнце самоцветами радуги. На подоконнике лежали книги, стояли папки и какие-то коробки, на полу был постелен старый, застиранный красный ковер, в углу примостился телевизор, ламповый, жутковатый на вид, с антенной на верхней стенке, отражающий бедную комнату никому ненужных людей.
Людей, которые все равно находили в себе силы улыбаться, радоваться, жить… Я не уверена, что сама бы, не дай бог, в их положении сохранила бы хоть каплю того света, который живет в этих чистых и добрых глазах. Даже и злого на язык Демьяна Олеговича.
Преступив порог, мне показалось, что, наверное, зря приехала. Мне было трудно смотреть на все вокруг, не замечая нищенской, презрительной обстановки комнаты, скованности ее владельцев. Как говорится, видеть невыносимо, а сделать я ничего не могла. Однако увидев три пары заблестевших глаз, да радостные, недоуменные лица, решила, что, быть может, не важно, как себя чувствую я, быть может, важно то, что им хоть на какое-то время станет лучше и теплее. Хотя откуда такое редкостное самомнение?
- Александра Алексеевна, вы?! – Сергей первым оказался передо мной, выхватывая пакеты из рук, молниеносно кинул на кресло и, улыбаясь, ловя вторую руку, нежно коснулся ее губами. Я чуть вздрогнула от прикосновения теплых, мягких губ к холодной коже и лишь кивнула головой.
- Спасибо вам за приезд, Александра Алексеевна. – Григорий вырос также внезапно, тут же, сбоку, перехватил руку и тоже припал губами. Обдал горячим дыханием, заставил сердце удариться о ребра: эта галантность почему-то хранила столько эротизма в простом приветственном жесте. Или я схожу с ума?
- Вот так встреча! Не ожидали, не ожидали… - Демьян и тот проявил чудеса любезности и добродушия, но руки не целовал, ограничился лишь аккуратным пожатием и кивком головы.
- Да, как-то я внезапно собралась, го…господа. – Без Саши было не по себе, и я терялась в словах, дико нервничая, окруженная этими высокими, удивительными мужчинами. – Простите, что… что даже в голову не пришло отписать Вам, Сергей Петрович.
- Что-то вы все продолжаете извиняться по любому поводу… Право, не стоит. Главное, что выбрались. День добрый. – Михаил Иванович, сидевший до моего прихода на одном из кресел, приблизился и аккуратно взял мои пальцы своими длинными, сильными. Внутри, что называется «дыханье сперло», я поняла, что рука дрожит, хотя вроде не с чего было. И самое ужасное находилось еще в том, что понимала это не только я одна. Миша улыбнулся краешком красивого рта и наклонился . Поцелуй вышел не совсем формальный, ибо кроме теплых губ, я ощутила легкий, мокрый след на тыльной стороне ладони: он как будто специально оставил чуть влажное касание, дабы как-то отделить его приветствие от формальностей остальных. Я вообще не любительница «сырых чувств», ибо считаю это немного негигиеничным, но такая невозможная чувственность была в этом действии, что у меня невольно закружилась голова.
Да, какое же удивительное время было, когда тактичное приветствие дамы, могло сразу показать отношение к ней той или иной персоны. Я, конечно, не уверена была в том, что то, что Миша сделал, совпадало с нормами приличия, но эта несдержанность Игнатьева должна была ясно указать на его ко мне отношение. На его неравнодушие… На его любовь?
Как же удивительно много может прочувствовать человек всего за пару мгновений любых внешних действий, будь то улыбка проходящего незнакомца или легко брошенный взгляд знакомого. До сих пор мне сложно представить, как можно пережить за секунды столько, что выльется потом на полстраницы описаний на листе формата «А4» мелким шрифтом. За миг возможно сойти с ума, родиться заново, узнать что-то невероятное, пережить крах иллюзий или же возрождение надежд. И самое удивительно, что кроме вас никто не заменит того взрыва, что разгорелся внутри, если вы сдержанны и воспитаны. И наоборот, ваша экспрессивность и несдержанность всему миру расскажут, что за внезапная Хиросима заставила содрогнуться все нутро вашего сознания.
К сожалению, или радости, пожара моих страстей никто не заметил. «Ибо кролик был хорошо воспитан, и никто не узнал, что он подумал». Во всяком случае, «кролику» хотелось в это верить.
- Да, погода нынче… чудная… Вот я и решила Вас… навестить, господа. – Я довольно быстро взяла себя в руки, стараясь не смотреть на Мишу, и улыбаясь, обводя всех взглядом. Но слова до сих пор вылетали отрывистые, фразы были скомканы и оборваны. – Я привезла кое-какие книги, о которых вы писали, Сергей Петрович. И кое-что…еще…
- Спасибо огромное! – Сережа улыбнулся, но как-то невесело, открыл один из пакетов и рассмеялся очень уж натужно. – О! Тортик имени Александры Андреевны. Я думаю, что нам стоит выпить чаю.
- Это не тортик имени Александры Андреевны… - Я поняла, что краснею. – Это мой тортик. Имени меня и мною же сделанный, как это не невежливо и нескромно звучит…
- Вы сами пекли!? – Вполне искренне восхитился Сережа.
- Да… - Я всегда бойкая на язык, взрослая девушка вдруг поняла, что ощущаю себя маленькой неожиданно нашкодившей отличницей перед четырьмя строгими, но добрыми учителями: так внимательно, недоверчиво они смотрели. – Я… Я решила, что вас надо побаловать чем-то вкусным… А у нас… у нас сейчас уже редко, мало кто сам что-то делает… Вот я и привезла вам… Ну, то, что сама приготовила. Извините, если…
- Если что? – Внезапно, насмешливо, чуть склонив голову на бок, спросил Михаил Иванович и глаза его неясно сверкнули. – Скажите, а Вы всегда делая что-то хорошее, доброе, извиняетесь за это так, как будто предали и убили и теперь в этом раскаиваетесь?
- Михаил Иванович… - Сережа нахмурился и как-то очень строго посмотрел на Игнатьева.
Чего уж там даже я поняла, что Мише мои слова кажутся кокетством, а не искренними переживаниями за происходящее. Я его, конечно, не винила, общаясь с манерной Павлининой они, видимо, всякого навидались. Но, не смотря на это, ответить я ему не смогла, забыв и про острый ум и про длинный язык, просто глаза отвела и промямлила что-то типа:
- От чего же всегда… я… Я просто…
Настроение с радостного мгновенно упало ниже плинтуса, если можно так выразиться. Мир потускнел, захотелось плакать и стало нестерпимо жаль себя. Я ведь с добрыми намерениями приехала, а тут… такая встреча. Мне были не рады, и Михаил Иванович ясно дал это понять. Но Почему?
Да, я его взгляд не смогла выдержать, потому что я приехала, когда им было не до меня, я не предупредила, я увидела всю эту разруху, я была не к месту. И он дал мне это понять без обиняков: неприличное поведение, недопустимое. У меня даже горло перехватило от кома в горле, и я поняла, что мне нужно срочно выйти, а может и вообще уехать, ибо, если я останусь тут хоть на секунду, я просто расплачусь тут же от жалости к своей глупости, идиотской добродетели и мыслей о том, что «кому-то там что-то нужно». Какая самоуверенность, какое самомнение!? Как можно обвинять Сашу в надменной благодетели и самой думать все тоже самое, но в другой обертке?! Ах, а тогда, когда я была так бестактна с теми подарками? Подачками в их глазах, которые приняли лишь по причине… я даже не знаю, по какой причине.
А еще эти мысли о любви!? Саша, очнись! У них нет жизни, дома, будущего и настоящего, а ты лезешь со своим идиотическим и романтическим порывом! Губами он коснулся, оставив влажный след?! С ума ты сошла что ли? Да, случайно вышло, быть может ему и неловко за этот жест, всякое ж бывает: чай пил – губы мокрые… А ты уж расписала себе великую любовь полную недосказанности и намеков. У людей горе, у них нет ничего, что было раньше… А ты… Ты себе придумала рыцарей печального образа!? Очнись!
Смешно и жестоко.
Да.
- Извините. – Я развернулась и под недоуменные взгляды выскочила в коридор, быстро направилась к выходу, от нервов и сдерживаемых рыданий само-жаления стало нечем дышать. Как же мы любим себя, как быстро себя прощаем и сопереживаем себе, как трудно отказываемся от придуманного, бесполезного, но желаемого.
- Александра Алексеевна, подождите! – Меня уже у самого выхода, почти избежавшую нелепых объяснений, ухватил за локоть не кто иной, как сам виновник моего позора: Михаил Иванович. – Погодите минутку…
- Да? – Я собрала остатки сил, но обращение вышло глухим, каким-то чужим голосом сказанное, однако, все же у меня хватило сил глянуть ему в глаза.
- Простите меня Бога ради… - Он взял мои руки в свои, поднес к губам и очень нежно поцеловал каждую, потом отпустил и опустив голову, мягко посмотрел своими серьезными глазами.– Кто ж знал, что вы – в самом деле такая… Мы тут уж не думали, что еще остались…
- Какая такая? – От нежности в его голосе я внезапно перестала контролировать себя: по щекам потекли слезы.
- Вы что ж плачете? – Он, как испугавшись, отпрянул, потом сделал пару шагов назад и нервно провел рукой по затылку коротко стриженых темных волос, прикусил губу, посмотрел на меня растерянно, как ребенок, и тихо продолжил. – Это я заставил вас плакать… Прости вы меня… Но, вправду… поймите, сейчас видно, что ваша подруга и вы столь разнитесь, но мы не знаем вас, лишь ее и…
- Послушайте, я просто не справилась с эмоциями. – Я уже взяла себя в руки и пыталась даже улыбаться, аккуратно промокнув сглаза платком, который он же мне и предложил как-то машинально, как только увидел слезы. Прежде всего, мне нужно было откреститься от дружбы с Сашей. Подло, конечно, но не такие мы и подруги, как мне кажется. – Я, во-первых, должна вам заметить, что Александра Андреевна не моя подруга…приятельница, не более. И потом мы поругались недавно, и думаю, надолго. А, во-вторых, я просто не сдержала эмоций, ибо я все время боюсь… боюсь оскорбить вас всех чем-то…обидеть. Даже тот мой подарок… мне за него неловко крайне…
И я только тут заметила, что он одет в мой «презент»: в темно серый, шерстяной свитер с аккуратной эмблемой на груди, справа. Он голову опустил, тоже оглядел свою одежду и грустно улыбнулся:
- Я вас понимаю… И вы правы, это все бывает крайне неловким… иногда обидным. Но очень…крайне необходимым. Мы тут чужие, никому не нужные, выкинутые… Как выразился один из знакомых Александры Андреевны «недобитые»…
- Что?! – Я возмутилась совершенно искренне. – Кто это?
- Не важно, он прав. Мы тут вам в обузу: ничего не знаем, не умеем, больны еще… И так все, что есть у нас это уже большое благо и мы, правда, благодарны всему, что делают ваши современники. Но иногда…Иногда брошенный в лицо свитер крайне нужен для жизни, потому что холодно, а вот гордость… ей сложнее принять идею о том, что мы… мы не равные вам люди… мы иждивенцы, что по сути верно, содержанцы…
- Что вы такое говорите? Откуда это? – Я уже и забыла про свои обиды, целиком переключившись на ту боль, что сквозила в каждом его слове. – Что случилось за эти месяцы? Вы же все не были такими тогда… в мой первый приезд.
- Были. – Он поджал губы и горько продолжал. – Просто вы немного не понимали, что тут происходит. Ваш приезд… был очень внезапным и, видимо, вы были увлечены не обстановкой, а происходящим вокруг… О, ваш приезд многое изменил. Сережа просто не смог остаться к вам равнодушным, по разным причинам… Да, и остальные увидели впервые лицо близкое, понимающее, нежное… Вы, простите, чем-то напомнили сестер милосердия, красного креста… нашей… войны. И никто не смог скрыть этого…
- А зачем было скрывать? – Я непонимающе посмотрела на него: лестно, конечно. но неясны мотивы.
- Сашенька… Разрешите вас так звать? – Спросил он с какой-то неясной надеждой.
- Конечно. Да, но что скрывать? Зачем?
- Вы поймите, мы… мы тут на птичьих правах, как говориться. Государство выделяло какие-то средства фондам, но сейчас… Знаете мы были веселым развлечением для меценатов в первое время, теперь же стали обузой… очень большой. Выкинуть нас нельзя, в обществе не поймут, но кормить бесплатно тоже не собираются, что, собственно, верно. Но дело в том, что без образования, документов, знаний мы не можем почти никуда устроится… А, те у кого нет здоровья, работать физически не могут вообще и…
- Я…
- Я понимаю, о чем вы. Многие тут думают также: такие здоровые, молодые и не могут. Вранье-с!? Но на самом деле, Гриша ходит с трудом, у Сережи может в любой момент открыться кровотечение, Демьяна не слушаются руки, у меня же…
- Я не обвиняю вас ни в чем. Я просто много чего понять не могу, к тому же Сашин фонд работал на частных средствах и…
Лучше бы я это не говорила: его враз перекосило, как от нестерпимой боли и он резко развернулся, ударив, с размаху, кулаком в стену. Я вскрикнула от неожиданности. Миша же стоял, опиравшись на руки и опустив на них голову, как будто силы его оставили.
- Михаил Иванович… - Я коснулась его плеча.
- Государственная помощь прекратилась давно. – Он отнял голову и посмотрел на меня. – Однако, Александра Андреевна была столь любезна, что помогала нам, вместе с волонтерами, используя свои средства… И, возможно, ожидая от нас, каких либо ответных действий…благодарности или…
- Молчите.
Теперь отвернулась я: зачем его так унижать этими объяснениями, если я сама вес поняла. Все стало ясно. Павлинина делала благое дело, на самом деле играясь в благотворительность, и просто пытаясь заполучить себе редкую птицу в коллекцию из мужчин. Отвратительно. Когда не вышло, она перекрыла им кислород, что называется. Посадила почти в карцер, на хлеб и воду, в холод, но, видимо, оставила возможность всегда прийти и продать себя, теперь открыто, дешево, без иллюзий.
Ха! Теперь мне стало понятно ее поведение, ее «мальчики», ее активность. Все только чтобы поиграться… А уж как ее, наверное, задело то, что все они просто так, потому что я ничего от них не хотела, потянулись ко мне… Да уж, вижу как… Холодный зал, минимум еды, вещей и внимания. И все. Интересно, насколько они уже дошли до ручки…
- Сергей Петрович уже… уже жалеет о том невнимании, что... –Аккуратно и тихо заметил Миша, как будто читая мысли, внимательно смотря на меня: мое «Молчите» принадлежало не милой девочке, что привезла им тортик, а молодой женщине, руководителю отдела немалого предприятия, которая может принимать разные, часто непопулярные и жёсткие решения.
- Михаил Иванович, я вас прошу! Мне это больно и стыдно слышать. – Я встряхнула волосами, силясь отогнать злость на Сашу. – А что… что там со свитером? Почему он «брошен в лицо»?
- Ну, нам его передали… Сказали, что от вас… Пакеты на пол кинули, заметили, что мы зажрались и уехали. Такие… - Его голос почти сорвался, но он взял себя в руки. – Такие подарки выбрасывают, и мы бы.. мы бы тоже это сделали, но… Прежде всего, это поведение курьера с вами не вязалось… И потом… потом нас уже сюда…сюда пересилили и… Гриша заболел сразу… Сережу мы одевали, ему с легкими нельзя… Эти… эти теплые вещи, чай, варенье, мед… Они нужны были… И книги… И мы… мы уже почти научились, жить как нищие, как бедные люди без чести … Желающие лишь выжить.
- Это она… привозила? – Я еле сдерживалась, чтобы не набрать номер и не сказать ей все, что думаю. Но понимала, что нельзя. С Сашиными задатками она их на улицу выставит, с нее, видимо, не убудет. А мне их пока приютить негде.
- Нет, что вы… Она с Сергеем о чем-то говорила, спустя пару дней после вашего приезда. А потом более не приезжала. Так… друг ее какой-то привез… мальчик… - Он вдруг резко оборвал поток слов и поморщился, взял меня а руку. – Послушайте, я не должен был. Звучит, как жалоба. Простите, это низко. Александра Андреевна и вправду многое для на сделала и нет ее вины в том, что мы не поняли друг друга. Да, и вам то, что за горе знать все эти… неприятности. Я… я просто тут с ног сбился что-то улаживать, просить, ждать… А тут вы… и опять тортик. И вроде рад вас видеть, а вроде нестерпимо напомнило, как эти тортики привозились известной вам особой, а потом … не важно.
- Отвратительно… - Не выдержала я. – Слушайте, я не знала, я представить не могла, что все так. Но сейчас… Я вам сейчас просто тортик привезла, пироги, вещи… Просто так.
- Да, это ясно. – Он тихо рассмеялся, видимо, мой праведный гнев его позабавил, и продолжил. – Но вот, что странно, вам бы тут многие готовы были, как угодно, платить и даже ни за что.
- Михаил Иванович!? – Я сделал вид, что расстроилась и сержусь. – Что вы такое говорите?! Как можно?!
- Не сердитесь… Я шучу. – Он подал мне руку. – Нам стоит вернуться, а то еще подумают, бог весть что…
- Да, но прежде… - Я неожиданно для себя прокрутила у себя в голове идею и сразу выдала ее в массы, то есть Мише. – Прежде, я должна вам сказать, что раз Александра Андреевна лишила вас своего общества, то мне это очень лестно, и я с удовольствием буду у вас бывать…
- Спасибо… - Он рассмеялся вполне искренне. – Мы будем рады вашему обществу много больше…
- И я… я не поддерживаю идею благотворительности в таком вот… таком варианте в частности, да и вообще это вещь спорная весьма. Но я… я надеюсь, что смогу вам помочь иначе, потому как рано или поздно работу найти придётся, а пока вы тут лечитесь, извините, то теряете драгоценное время. Понимаете, куда я клоню?
- Не совсем… - Миша покачал головой, но взгляд его изменился: он не смотрел на меня с надеждой, лишь с аккуратным вниманием, по-деловому. Это было приятно.
- Я помогу вам решить некоторые вопросы с обустройством… Не спорьте.- Остановила я его только сформировавшиеся на лице возражения. – Батарея не велика роскошь, ну и иные проблемы, если есть…
- А взамен? – Он сделал строгое и в тоже время шутливое лицо: так взрослые изображают внимание и важность, когда не хотят обидеть совсем малых детей, говорящих им с умным видом какие-то нелепости.
- Ах, вы шутите!? – Теперь уж я рассмеялась. – Ну, хорошо… Шутите. Взамен, мы определим и поймём, что вы все знаете и умеете и что вам нужно выучить и узнать, дабы приложить усилия в каких-либо областях. Вас утроит такой вариант?
- Вполне… Но все же… - Он был немного сбит с толку. – Все же… почему?
- Почему я вам помогаю?
- Да.
- А помните, что я вам сказала в нашу первую встречу?
- Что именно?
- Ну, тогда вспоминайте. – Я испытала дежа-вю, берясь за ручку двери, только теперь довольно весело. – Я дам вам времени до вечера…
Он обескураженно молчал, вспоминая все мною сказанное, и какое оно могло отношение иметь к нему, и к сегодняшнему разговору.
Я, смеясь, зашла в комнату, где на нас тревожно глянули три пары умных, внимательных и достойных глаз.
- Ну, вот вы и вернулись. – Обрадовано заметил Сережа. – Чай готов.
- Спасибо, но у меня, вправду, мало времени… - Я покачал головой.
- Это Миша вас обидел? – Строго спросил Гриша, глядя на друга очень суровою
- Нет, что вы! – Я рассмеялась волне искренне. – Михаил Иванович извинился за свою бестактность и мы поняли друг друга. Однако, мне вправду нужно ехать…
- Прекрасно! Еще одного приятного общества мы лишены. – Грустно и саркастично вздохнул Демьян.
- Нет, что вы. Я обещаю к вам приехать. Теперь я знаю дорогу и знаю, как вы ко мне относитесь. – Я подмигнула улыбнувшемуся Мише. – Так что не заставлю себя долго ждать… И предупрежу о приезде заранее
Мы расстались добрыми друзьями.

***

Прежде всего, я просто не могла оставить все, как есть просто потому, что была уверена в том, что хорошо знаю Сашу Павлинину, и она просто не может быть такой, какой мне ее представил Михаил Иванович. Но с другой стороны все, что он сказал, я и сама видела, и не верить ему причин пока тоже не было.
Дабы разрешить этот спор знания и веры я на следующий же день набрала Сашин номер и уже спустя пару часов сидела на ее кухне, пила чай и выслушивала комментарии к рассказанной мной истории относительно мытарств господ офицеров:
- Да, они больные!? – Не выдержала Саша. – Нет, я все понимаю, но такую историю придумать…
- Как ты можешь?! – Я покачала головой: ее грубость коробила. – Ты же не будешь отрицать, что они живут в странных условиях, а Сережа болеет…
- Слушай, а ты вообще знаешь, что у нас происходит? – Она закурила и выпустила сизую струю дыма прямо в потолок. – У нас в фонде серьезные проблемы со средствами, потому что государственное финансирование давно уже окончилось, вернее, видоизменилось, а лечить и кормить их приходится за свои средства. Знаешь, сколько стоят Сергея осмотры? Одного лишь его? То-то и оно… А он… Твои белогвардейские герои мне банально хамят, девочек игнорируют и страдают по минувшему, называя себя «почившими в истории». Зато едят и пьют вполне как живые. Да, и работать они, явно, не собираются. На кой они сдались нам? Ты можешь сама их кормить, пока не надоест или деньги не кончаться.
- Саша…
- Что Саша? Они, без патетики, на шею сели, ножки свесили, а строят из себя оскорбленную невинность. Я имела глупость влюбиться в этого Сережу, да. Но мое внимание было воспринято, ты не поверишь, как покушение на девичью честь!? Саша, для нормальных мужиков это дикость!
- Время было иное… - Заметила я: не объяснять же ей разницу между «мужиком» и «мужчиной», если она сама ее не видит.
- Поэтому их и перебили красные. Потому что вместо того, чтобы выживать, они страдали по всякой фигне!? И, кстати, почитай историю и факты. У этих «невинных овечек» журналы были с текстами: как склонить к соитию лицеистку» или «правила обращения с барышней нецелованной», знаешь ли… И потом что творилось-то?! Все тоже, что у нас: и сожительство, и разврат и прочее… Так что пускай не прибедняются. – Павлинину, видимо, сильно задели эти мои слова и мне даже становилось неловко: кто я такая, чтобы Сашу судить? – Идиоты, одним словом
- Но в санатории… - Я решила сменить тему.
- Слушай, мы сейчас живем в капиталистическом веке, руководство против того, чтобы оказывать добровольную и бескорыстную помощь нуждающимся, а я не могу за них полноценно выкладывать огромные деньги ежемесячно. То есть я все это делала, но, когда меня начали в упор не видеть и вести себя, как с прислугой… А ты бы что сделала на моем месте?
- Но они…
- Они сейчас просто комедию при тебе ломают: ах, мы бедные, ах несчастные. Нет, не спорь. Я вижу одно, что разнит тебя и наш фонд: они к тебе с пиететом и лаской. Это, видимо, потому, что ты рассказывала, что у тебя родственники из дворян. Свой свояка чует.
- Саша…
- Что опять «Саша»?! Я делала все, что могла. Они не хотят…
- Они не могут работать, не имея документов и образования. – Я покачала головой, вспоминая слова Миши. – А физический труд для многих равен смерти.
- Саша, ты откуда такая умная? Кто сказал или сама догадалась? – Фыркнула Павлинина. – Документы будут готовы к концу года, это не делается за пять минут. Про образование… Им сто раз предлагали что-то, они отказываются, ибо не царское это дело горшки убирать…или обжигать…
- Но…
- Саша, они не желают трудиться. – Устало заметила мне подруга, наливая себе чай, и смотря на часы. – Они себя уже похоронили, им так проще: мир жесток, прошлого не вернуть, жизнь кончилась. Они ничего не хотят, кроме памяти о былом и бессильной злости. А это путь в никуда. Если они не пожелают ассимилироваться среди нас, то им и вправду лучше умереть…
- Но им же нужно помочь… объяснить…
- Хочешь? Помогай и объясняй. А еще лучше с Савченко поговори, она ту же глупость несла, но как-то вон уже устала объяснять четырем взрослым дядям, что они что-то должны и почему.
- А ты бы сама не так себя вела?
- Какая разница? Это твоя тяга к философии не дает практического результата. По сути, если бы я так вела – была бы дура и подохла бы быстро. Мы еще носимся с ними, кормим поем, одеваем, уму учим. Поэтому избавь меня от нравоучений. Если хочешь поучаствовать, то милости прошу, а отчитывать меня не надо, я делаю, что могу и как могу.
Ох, ты… На это даже казать нечего кроме:
- Извини, ты права. Мне пора. – Я поднялась, прекрасно понимая, что она верно говорит не моё дело ее совесть и дела, не мне судить и делать замечания. Людей же не переделаешь, с собой бы разобраться. – Пока.
- Слушай, прости. Правда, вся на нервах еще ты тут со своими идеями и суждениями, кто прав и кто виноват. – Павлинина пйомала меня в дверях. – Не сердись.
- Я не сержусь. – Ответила я уже через порог. – Я понимаю, что у меня нет прав судить тебя и говорить, что и как делать. Это недозволительно. Но с другой стороны, я, увидев все это, не могла равнодушно мимо пройти и в моей эмоциональности тоже лишь моя вина. Извини, еще раз и пока.
Я не стала слушать, что она хотела мне сказать: все сказано. Да, Саша во многом права, но есть недопустимые формулировки даже между очень близкими людьми, а мы не близки. И я не сказал ничего такого, за что могла бы получить столь бурную реакцию.

***

Конечно, пообщаться с Викторией Савченко мне нужно было гораздо раньше, но почему-то эта идея вес время ускользала из моего сознания.
Хотя Вику я не знала так хорошо, чтобы просто позвонить и спросить о встрече, не найдя веского повода все равно так поступила. К моему удивлению, наслушавшись Саши и решив, что она и слышать о переселенцах не захочет, я в ее тоне уловила некую радость и живой интерес.
Поэтому уже на следующий день, я приехала к ней в частный, загородный лечебный центр «Ферхайдер» и мило созерцала ее большой и светлый кабинет с абстракцией на стене довольно дикого вида: полу олень с танком на гребне сизой луны.
Виктория Савченко, дочь главврача Первого меда, девушка – талантливая и с протекций, решила бороться с малой обеспеченностью врачей весьма тривиально и в духе нашего века: частные клиники по всей России. Вышло не дурно, и многим полезно: врачей отбирали отменных, а цены варьировались в зависимости от уровня заведения и масштабов кошелька пациента. Такая вот гуманная позиция.
Ей было лет тридцать, высокая, стройная красавица с медным волосами, точеными чертами лица и внутренним достоинством, спокойствием и силой. Вот идеальная девушка для «них». Куда уж мне?!
- Я представляю, что наговорила Александра про всю эту историю. Кофе? – Она встретила меня веселой улыбкой профессионального врача.
- Да, пожалуйста. – Я сидела напортив ее кресла и ждала, пока рядом не окажется ароматная чашечка отличнейшего итальянского экспрессо. В двух словах по телефону я уже ей обрисовала нашу встречу с этими людьми и Сашины претензии.
- Не переживайте вы так. – Усмехнулась она, садясь к себе скрещивая руки на столешнице.
- А что так видно?
- Если у тебя нет психиатрического образования и ты не чуткий к окружающим, то нет. Мне же видно.
- Я ощущаю себя, пришедшей на прием к врачу…
- Есть немного, от этого страдают все мои друзья и родные.
Странно, обычно я лезу к кому то в душу, и редко – мне. Забавное чувство. Но, сейчас не об этом.
- Вы, наверное, понимаете, что я хочу поговорить о Михаиле Ивановиче?
- Понимаю. – Она не изменила выражения лица, но глаза сильно погрустнели. – Он очень достойный человек.
- Это я вижу. Не понимаю, правда, Сашиного негатива, но…
- О, все просто, как апельсин. Знаете, если завтра у вас будет психологический шок, а к вам подойдёт мойщик окон с тремя классами и скажет: «ой, чой-то ты? Все нормальнА, жив же!?», вы, конечно, поймете, что он прав, но легче вам не станет, даже если будете долго вас убеждать…
- Как то вы резко про Сашу… - Меня покоробило это: да, Саша резка, но чтобы «мойщик»…
- Не только про нее. Про меня и про Вас и про всех нас. Мы для них совсем чужие, дикие, упрощенные и «смешенные». Раньше в жизни были устои, хоть и прогнившие, но которые они впитывали поколениями и в крови было уважение к даже, такт, размеренность и достоинство. Каково же им сейчас, где все летит с неимоверной скоростью, дрожит и дребезжит, все хамят просто так, походя, и равнодушно проходят мимо друг друга?
- Не сладко, да. Но вы знаете, что и тогда все было не так гладко? Разложение личностей пошло задолго до революции. И…
- Да, согласна: гражданские браки, дамы высшего света продающие свои фотокарточки «ню» за бешенные деньги, падение нравственности… Было. Но как было-то? В определенных нормах и по определенным правилам, а сейчас что? Что хочу то и ворочу. – Она усмехнулась.
- М-да, проблема лишь в кожице гнилого плода: то ли она розовая, то ли такая же гнилая… – Я кивнула и поморщилась, меняя тему. – Но в чем-то я с Сашей соглашусь, если культивировать неприятие окружающего в себе, то можно сойти с ума…
- Да, но поймите и вы, у них нет иного пути, как сойти с ума, а потом вытащить себя из сумасшествия. Просто потому, что они вырваны из одного контекста и совсем вне нашего. Им нужна акклиматизация…
- Да, но срок…
- Я не знаю. Чтобы акклиматизироваться на новой работе человеку нужно от полугода до двух лет!? – Она всплеснула руками. – В чужой стране человек находит своей место и смиряется с ним, как бы ему ни было хорошо или плохо, не раньше чем через пять лет. Чего же вы все хотите от людей, которые попали в совсем другое время и страну? Им даже уцепиться не за что…
- Да, но что делать то? – Я вкратце рассказала ей про свой приезд, про конфликт их с Сашей и про то, как они живут теперь.
- Ну, про Сашу тут все ясно. Она импульсивна, резка, добра и немного зажата в рамках своего мироощущения, то есть она идеальное дитя этого времени. И чтобы не было хорошего в том, что она бы им делала, она для них просто квинтэссенция места. в котором они не желают жить. Психологически все верно и им кажется, что у Саши какие-то жуткие планы, даже если их нет. Они просто не понимают ее и, если она кладёт руку Сергею на коленку то это намек на то, что ему нужно «платить» за услуги… Хотя я уверена, такое Павлининой даже в голову не придет.
- Это да…
- С другой стороны, то как они живут… Саша, поймите, мы не звери, но если их не тряхануть, не зажать им кислород, не заставить думать, то они не ассимилируются, а всю жизнь просидят на нашей шее страдальцами, потому что это людская суть: не париться особо, если все дано.
- Т есть это специально все? А если кто-то заболеет?
- То мы вылечим. Ничего страшного не выйдет, если посидят в холоде и при ограниченной еде. Их современникам в их эпоху было еще страшней…
- Да, но…
- Вы хотите помочь? Помогайте. Как не скажу, сама перепробовала все, ничего пока не выходит. А у вас может получиться. Я не Сашка, я не буду ревновать вас к своей территории и делать глупости, типа подарка со свитерами…
- А что там вышло?
- Глупость вышла. – Повторила она устало. – Она просто приревновала вас к ним, потому как я поняла с ее слов, они впечатлились вами. Охотно верю, видя сейчас вас…
- Прекратите… - Открытую лесть я не любила.
- Я серьезно: вы девушка чем-то в их духе то ли мировоззрением, то ли происхождением. Думаю, им с вами спокойнее и приятнее, чем с Павлинкой. – Она о чем-то подумала, сморщив лоб и тут же продолжила. – Однако, подарок… Вышло глупо: Саша попросила отвезти презент самого не-лучшего курьера для этих целей: Диму Сокрова. Мо моему мнению, лучшего представителя пролетарской общины 1917 года, его прапрадед же лично снимал с белых шинели, кители и рубахи… может, и кожу… и расстреливал на снегу…
- Мда… - я вздохнула: представляя себе картину.
- «Мда»… это не то слово. Мне страшно представить, что он там им наговорил, но это была Сашина месть…
- А вы…
- А я решила что небольшая встряска им не помешает, а то не мужчины, а кисель какой-то. Вышло не очень конечно, но Мишенька меня порадовал.
- Чем? Как? – Я навострила уши и от «Мишеньки» и от упоминания его самого.
- Этот дурак Дима приехал вечером к нам с Сашей, мы были в «Триникс», выпил водки и сообщил, что те «приживалы охамели» и на его замечание об этом, длинный черноволосый дармоед просил его покинуть помещение, потому как вызвать его на дуэль он не мог, потому как нельзя драться с человеком ниже по сословию… Сокров, конечно, вначале решил полезть в драку, но вовремя понял, что 4 против одного не его вариант и ретировался.
- Какая прелесть… - Сморщилась я, тактично умалчивая, почему такой человек вообще имеет отношение к Фонду.
- Да, я к тому, что они все умницы, просто им нужно как-то вылезти из их этого болота, где они сидят… и может у вас выйдет то, что я не смогла довести до конца…
- А что у вас случилось с Михаилом Ивановичем? – Я обрадовалась смене темы.
- Ой. Ничего криминального. Просто я как дура в него влюбилась, а он тактично дал мне понять, что воспринимает меня лишь как врача и друга. Я не хотела быть другом и отказалась на время от общения. Да, это эгоистично, но честно. – Она пожала плечами. – Он кстати понял все и отнесся к моему выбору с уважением. Правда, попросил писать ему и сам пишет мне постоянно, так что волей неволей, я его не вижу, но живу немного тем, чем он…
- Не смогли отказать ему в то мелочи? – Я усмехнулась: не горе герой, а просто герой романа какой-то.
- Не смогла. – Вика не улыбалась: видимо, ей было немного больно. – По сути, у него никого нет, а меня он и впрямь воспринял как родного человека, но просто, как близкого, сестру там… Я же на придумывала себе…
- Ой, прямо, как я … - Рассмеялась я, хоть на душе скребли кошки.
- Вы? – она встала и подошла к шкафу, открыла, достала какие-то бумаги. – Вам нечего беспокоится, хотя на вашем месте, я бы тоже отказалась от этой затеи по иным причинам… Но вот… Я обещала Мише не показывать его писем никому, и не буду… однако пару абзацев вам прочитать вполне дозволено, к тому же они касается вас.
Она протянула мне белые сложенные листы с текстом написанным аккуратным сборчивым подчерком:
- Это удобно? – Я подняла бровь.
- Если только то, что я вам покажу – да. Вы же дадите мне слово?
- Кончено, но и это…удобно ли читать?
- Я думаю, нужно…

На указанных мне местах нескольких страниц было вот что написано. Первые отрывки относились к моему первому приезду:

«Подумать только, милый друг, что я вам это напишу. Возможно, это жестоко, но вы просили писать все.»

Она просила? А мне сказала, что он сам хотел…

«Так вот это все сегодня выразилось в удивительной гостье, что привезла нам А.А. Знаете, после вас, у меня не было такого трепетного чувства при встрече с кем-либо. Она трогательная, такая вся сдержанная, нежная… и представьте ее зовут Александра. Модное имя нынче, как я погляжу. Но это все шутки. Знаете, Сашенька (а я теперь только так решил ее звать про себя) все не выходит у меня из головы, это странно, учитывая то, как мало мы знакомы и как мало говорили друг другу.»

Значит, с первой встречи, он не просто смотрел на меян6 и молчал? Он еще и оценивал… О чем-то думал: так вот о чем.

«…Мне крайне странно, но именно это ее фраза, про лишних и вечных что-то задела в моей душе, что вывернула как то наизнанку. И мне кажется, что она – дитя этого времени, тоже заблудилась и чужая в нем. Не смейтесь: я так чувствую. Неужели есть и такие ваши современники, которые генетически помнят что то иное, и им трудно прижиться здесь? Мне сложно это понять.»

Прекрасно?! Теперь он еще и это с ней обсуждает. Почему-то мне стало неприятно.

«…Я все не могу заставить себя не думать о ней. Конечно, это очень глупо, она молода и у нее вся жизнь впереди, я же… в общем, вы знаете. Но так сложно не давать себе ложной надежды на счастье, к тому же я видел ее глаза… мне казалось, что она тоже чувствует что-то такое…неуловимое.»

« Я вспоминал свое поведение: оно недопустимо. Как я мог быть так невежлив?! Я не попрощался, не поцеловал руки, не сказал ни слова доброго. Кончено, чего уж ждать. Я ее упускаю…
Я не хочу, как вы говорите, привязываться к кому то и кого-то привязывать, но тут…
Вы знаете, мне почти физически было больно смотреть, как Сережа несет какую-то глупость ей там… у машины. А она улыбается и слушает…
А потом выясняется, что на дала ему свой номер! Она?! Ему?!
Бог мой, почему это так меня трогает?! Простите великодушно за все эти эмоции…»

У нас даже эмоции схожи, Даже чувства.

«Сережа вес время пишет ей. Я не знаю что А я лишь передал привет. Я боюсь, что ни все поймут, как я отношусь к ней. Боюсь… Чего я боюсь и почему?»

Как интересно… Но вот лист ускользает из моих рук, но я успеваю прочесть в самом его низу:

« Этот ваш Дмитрий, не запомнил его фамилии, за что вы к нам его послали, Виктория!? Чем мы вас обидели? Я не мог ответить на вашу женскую любовь, но мне казалось, что такая месть не в вашем духе. Я ошибался?
И еще: это человек сказал, что подарки от нее. От Сашеньки. Это верно?
Если да то, мы все оставим, потому что она просто не могла все это собирать, дабы оскорбить нас. Да, и вашу жестокость не поверю. Во А.А она же и могла…»

Я читала затаив дыхание.
- А вот это пришло вчера вечером. Теперь понимаете, почему мне тоже стало интересно вас увидеть? – Заметила Вика, доставая новое письмо. – Женщина, которая произвела впечатление на такого как Михаил: порядочного, нравственно чистого, честного и достойного должна быть неординарной натурой.
- Боюсь, тут очередная шутка природы. – Заметила я, беря письмо, из ее рук. – Думаю, тут, столь достойный муж впечатляется весьма обыденной дамой.
- ВЫ думаете? – Она странно глянула на меня и кивнула на листы.

«Виктория, я просто не могу в это поверить!? Она такое непосредственное и нежно дитя! Такие реакции, такие эмоции. А я.. Я, как вы бы сказали, всегда жесток и обижен на весь мир, сегодня чуть не ранил ее до глубины души?! Но вовремя исправил ситуацию. Милый друг, она так переживает за нас. Она даже предложила помощь, без каких либо благотворительных намеков. Чистое дитя. И вообще столько сторон в ней сочетается жесткости и нежности, внимания и властности, что мне даже не по себе…»

- Мне это странно слышать, я по большей части молчала. – Я пожала плечами и отдала листки. – Но там и вправду была неловкость.
- Я знаю, он чуть ниже писал. –Она кивнула вновь села напротив. – Скажите, вы его любите?
- Я?
- Да.
- Извините, но я с ним почти не знакома, о каком «любите» может идти речь? – Я удивленно посмотрела на Вику: не хватало еще вводить посторонних в курс моих переживаний.
- А у вас разве не случалось влюбляться в какого-нибудь героя, актера… Вы мне кажетесь натурой импульсивной, склонной к рефлексии. – Заметила Савченко, усмехаясь, так будто имела надо мной превосходство. Как будто имела ко мне претензии. Но может и имела?
- Возможно. – Я тут же приняла оборону по всем границам и мило улыбаясь, глубокомысленно заметила. – Вы верно сказали «влюбляться». Интересоваться некой внешней подачей, данными тела и лица, характером… Однако, копая глубже я находила там много разного, к чему не лежал душа. И сейчас, когда вы заговорили о любви… Поймите, конечно, Михаил Иванович произвел на меня впечатление, но не более того. Для любви нужно время и понимание.
- А вы хотите его понять? – Не отступала она: как будто вела допрос.
- Простите?
Мне не нравились ее вопросы, ее заинтересованность в моих ответах. Да, я легко попадалась под эмоциональный фон мест и событий. Людям могло казаться, что я влюблена и впечатлена, однако на самом деле мне было неловко, например, показывать скуку. И потом, там в этом помещении, в их помещении, мне было дурно от безысходности и боли. А сейчас я, возможно, не чувствовала того ужаса, который посетил меня там. Но, теперь у меня возникло еще больше вопросов к молодым современным женщинам, которые, кажется, решали свои проблемы за счет этих людей. Однако, я могу ошибаться и просто мало понимаю суть волонтёрской деятельности, психологической адаптации и много другого.
- К чему все эти вопросы? – Спросила я. – Что за допрос? Почему это вам столь интересно?
- Почему… - Вика встала и начала мерить комнату аккуратными и размеренными шагами, попутно закуривая и замечая мне. – Почему… Саша вам ничего про нас с Мишей не говорила?
- Говорила что-то о том, что вы вначале очень плотно общались, но потом перестали… Я поняла теперь, что это из-за неразделённых чувств. Хотя мне больше кажется, что это было, чтобы психологически его изменить и..
- Ну, и очень глупо поняли! – Внезапно резко, несовременно заметила Савченко, как-то сделавшись злее всего на секунду, агрессивней, но потом, умело взяв себя в руки, она продолжала уже спокойнее. – Да, я до сих пор люблю это ледяное сердце. Смешно, конечно, но поделать ничего не могу. Письма от него получаю и мне хочется вас убить, потому что не могу понять, почему все так несправедливо… Да, я сейчас вижу, что променял он меня не на дуру простушку…
- Вот спасибо…
- Этого бы я ему не простила. Да, он и не смог бы. Но вы… Вас я еще могу понять. Вы такая вся нервная, ранимая и возвышенная, что просто сил нет… - Она села резко на стул напротив и впилась в меня глазами. – А теперь скажите честно, как вы к нему относитесь? Потому что, если просто так и все эти разговоры пусты, я… я премину все свое влияние, а я его имею, на то, чтобы лишить Мишу вашего общества. То есть объясню ему, почему вам не стоит видеться, будьте покойны, он меня послушается. Если же все это серьезно, то… То ради него я вам обоим помогу.
Я смотрела на эту женщину, желавшую казаться значимой и важной, и не находила ничего, кроме жалких попыток. Она пыталась даже не меня, себя убедить в том, что Миша ее послушает, что бы она ни сказала. Да, она любила его, как одержимая, и это пугало. Однако она была слаба, слаба и увлечена.
Я понимаю, почему она влюбилась в него. Психолог?! Бог мой, почему в психологию, в основном, идут люди с личными проблемами, которые они не в силах решить и прячутся за наукой? Почему? Почему девочка, у которой все было, в какой-то момент решила доказать всему миру, что она все может: лечить, управлять, помогать? Почему она вбила себе в голову именно того единственного мужчину, который попросту не может ее любить и честно в этом признается? Как много «почему»… Да И «потому» не мало. В науку идут, потому что веры нет, клиники открывают, потому что хотят утвердиться, мужчину выбирают по принципу «я хочу». Вот она современная проза жизни. Или она всегда была такой?
Но не об этом сейчас.
- Какое благородство. – Я медленно поднялась, беря сумку: ее беды не моя забота. – Знаете, я к Михаилу Ивановичу отношусь с крайнем уважением, однако, не могу сказать, что именно к нему я ощущаю в данный момент. И более того в своих чувствах я вольна не давать отчета никому, кроме него и себя. Хотите влиять, влияйте, это ваше право. Но я гарантий не даю, ибо это глупо – давать гарантии, и все вопросы решаю сама. Засим, разрешите откланяться.
- А вы понимаете, что ведете себя как, глупая избалованная девочка!? – Внезапно выкрикнула она и стукнула кулаком по столу.
- Что? – Я удивленно ее оглядела: не бредит ли? Или уже сама с собой разговаривает? И про себя?
- Да! Не знаю – знаю. – Передразнила меня Вика, скорчив гримасу. – И после того, какие я показала вам отрывки, какие письма!? Какие слова?! Вы, Саша, знаете, сколько он вынес, сколько пережил?!
- Не уверена, что это имеет отношение к нашему разговору. Не любят людей за то что они «вынесли», любят без причин.
- Имеет еще какое. Его в Петрограде взяли ЧК, возможно пытали. Он не говорил толком ничего. После всего дали приказ расстрелять. Но помог коллайдер. На сколько я знаю, решение о расстреле принял отец или родственник его невесты!?
- Это все, конечно, ужасно. – Ее информация взволновала меня, однако, я не выдала никаких чувств и холодно продолжила. – Но я не понимаю, при чем тут мои чувства.
- При том, что после всего он решился полюбить, а вы…
- Спасибо за уделённое время, до свидания. – Я готова была все слушать, но только не понукания отвергнутой женщины, которая, кажется, не вполне стабильна психически, поэтому поспешила удалиться
- Саша!

Но я уже не слушала ее, быстрым шагом покидая помещение клиники, направляясь к машине. Какая странность с ее стороны! Какая ужасная глупость с моей. Приехать к этой женщине, дабы получить в конце нравоучения, угрозы и предложения.
Уже сидя в салоне, я еще не могла успокоиться, меня трясло: все это из Мишиной жизни, конечно, заставляло меня переживать, однако дело было еще и страхе за то, что может сотворить эта ненормальная Виктория...

Как можно любить на фоне жалости? «Он столько страдал – ответьте ему на чувства». Как будто ему такое нужно?! Я, может, лучше нее знаю, что делать? И может быть, люблю его сама. Однако такие слова такие жесты… и глаза… Совсем мне ее глаза не понравились. Какие-то безумные. Могу понять Мишу, что он ее мягко отстранял: кому нужна психопатка? А получается, это не пустые слова. И как выходит же: уважаемый человек, врач, влиятельная особо и настолько не может справиться со своими эмоциями и жизнью?! А еще лечит других… бог мой…

Спустя пару мгновений, немного дрожащей рукой, я нажала кнопу радио, а там играло до боли знакомое:

- Я не знаю кто вы есть и какой несёте крест
Обернитесь, я здесь.

---

Рассказ. Оридж. ЗАКОНЧЕН.

В моей жизни случилось объяснимое-невероятное: я написала "нечто" и это нечто закончено. И сие весьма странно, ведь обычно мне не хватает, времени, сил и желания закончить начатое. Очень сильно надеюсь, что эта премьера станет ъорошим хароком на будущее.

И так представляю всем желающим (если таковые будут) весьма обыденный, но в моем исполнении редкий жанр "частичной любовной лирики". Помниться тут я уже начинала это направление, но дальше одной главы не зашло. Теперь их целых пять с вступлением и заключением.

Линии судьбы 1919-2019

Автор: А. А. Елшина-Тычинская

От Автора.

Дорогой мой читатель, эта история, конечно, вымысел и, разумеется, все совпадения случайны, а имена вымышлены.
Однако, читая строчки этого рассказа, быть может, и ты задумаешь о том, как легковесна бывает жизнь и как условна смерть. И лишь любовь, вера и надежда остаются с нами всегда. До самого конца наших нечеловеческих страданий, безмерного счастья, или тихой обычной жизни.
Любите и будьте любимыми.

Людьми обнищав, мы сумели воочию
Теперь убедиться на опыте длинном,
Что срезанный слой плодоносящей почвы
Нельзя заменить воспитанием глины.
Губерман.

Вступление. Линия зимы.

Вступление. Линия зимы.

Санкт-Петербург город красивый, разумеется любимый, однако, до безобразия холодный и бывающий крайне не человеколюбивым. Особенно это касается зимы, календарной и фактической.
Метель.
Одним словом можно описать весь объём кружащего снега и врывающегося в душу сквозь тело и все слои теплой одежды ветра.
Одним словом можно описать мое нежелание вылезать из теплой машины и идти через мост в нужный мне дом.
Одним словом можно описать то явление, которое я так люблю созерцать дома, сидя на подоконнике с кружкой какао и кошкой на руках.
Но плакаться нечего, даже думать не хочется о том, что вот сейчас я покину уютный салон авто и, завывания снежных потоков станут не просто проблемой, проходящих мимо людей, они станут моей проблемой. Хорошо, что хоть макияж водостойкий, а шуба теплая, но что делать с моей несчастной челкой, которую я так долго, долго и упорно, укладывала сегодня утром? Ее не спасет ни капюшон, ни пуховый платок. Ее вообще ничего не спасет, за те сто метров, что я пройду под снегопадом бури.
Прекрасно понимая, что отсрочка приговора не спасает приговорённого, я все же взяла сумку с соседнего сидения, накинула повыше шарф и выскользнула на улицу. Дышать стало нечем почти сразу: опять особенности чисто питерской погоды, полной влажности при высоко низких температурах. Конечно, «дома должен сидеть старый черт, а не шляться черт знает где», но я не черт, слава богу, но, к сожалению, не нахожусь на заслуженном отдыхе. Посему выходит, что я шляюсь, черт знает где, полная разочарований и противоречий.
Кое-как включив сигнал, и все-таки расслышав слабый машинный вскрик сквозь завывания ветра, я, решительно покачиваясь на невысоких, но тонких каблуках, устремилась по заснеженному строению бетона и металла: Кантемировскому мосту. Кто знает, тот поймет: приятного мало.Кто не знает, тот услышал сейчас это от меня, и пусть верит на слово. Или приезжает проверять.
Бежала я по мосту с нечеловеческой скоростью, лавируя между редкими ненормальными, такими же как и я, и вихрями холодного воздуха, вперемежку со снегом. Неслась я так, что видела предметы только мельком и то объемами, рискуя врезаться во что-то или поскользнуться на обледенелой дороге, но темпа не сбавляла, используя каблуки, как шиповатую резину моя машина.
Поэтому после того, как передо мной неожиданно выросла темная фигура, которая и остановила мой злосчастный бег сквозь снег, немудрено представить, что я все-таки навернулась и полетела в вольное плавание, то есть падение. Правда, надо отдать должное «фигуре», которая умудрилась подхватить меня почти сразу. То есть сразу, как только я на нее «чуть» не упала. Раздался шорох, вдох, мой вскрик и достаточно громкое, сквозь бурю, «Сударыня, с вами все в порядке?».
Ну, во-первых, меня не называли «сударыней» с… никогда не называли. «Дама», «Девушка», «Эй» или его разновидность «Эй, вы выходите?», сигнал фарами «Пропусти!», «Быстрее можно?» и «Какого черта?!» это у нас в современном общении присутствует в большом количестве. Иногда кто-то особо учтивый говорит «мадмуазель» и «мадам» и страшно краснеет, если ошибается относительно социального статуса особи. Но «Сударыня»… Как-то непривычно и чего уж там, странно.
Во-вторых, голос. Такой… такой мужской. Такой силы, что перекричал этот мерзкий воющий снег, такого тембра, что даже в этом состоянии был приятен слуху. Я вообще очень сильно обращаю внимание на такие мелочи: голос, движения, слова, улыбки, брови… Может, потому до сих пор была не замужем?
В-третьих, я, в этот суровый ненастный день, могла первый раз во всеуслышание, на улице, без важной причины закричать: «Твою мать?!?». И, слава богу, что я этого не сделала. Даже не представляю, чем бы все это кончилось, если бы я не сдержалась… А так только взвыла, что тоже не является символом вежливости и сдержанности, конечно, но все же было довольно безобидным и свидетельствовало только о том, что мне было больно. К тому же, вокруг была буря, быть может, меня и не расслышали.
Ну, а в остальном мне просто стало интересно, кто это у нас тут любитель старины глубокой.
И вот, тут я оговорюсь: метель метелью, мои эпитеты эпитетами, но в четыре часа дня все-таки есть свет, а у меня, как ни странно, есть глаза. И то, что увидели эти глаза, заставило бы меня смеяться долго и шутить глупо, если бы я не имела дурной привычки смотреть новости по утрам, уже как три месяца. По дням тоже, и по вечерам. И в интернете их выискивать… Ага…
Я вас запутала, да? Скажете при чем тут новости? И не сошла ли она с ума? Не беспокойтесь, не сошла… и новостям тут самое место. Именно они родимые помогли мне быстро сориентироваться и не ругаться неприличными словам, вообще никак не ругаться и вести себя крайне прилично… Крайне. Без вопросов, типа: «Вы сошли с ума?» и утверждений, а-ля «Под ноги смотреть надо!». И без гневных слов также.

***

Так вот, в двух словах обрисую создавшееся у нас в мире положение. В 2009 году запустили чудо техники человеческой мысли: большой Андронныйколайдер (бак). Тогда много шутили и говорили, дескать, вот и конец света. Но разговоров и сенсаций хватило только на полгода, потом общественность подломанная кризисом и увлеченная творением Кэмерона «Аватар», забыла про эту нелепую идею ученых и изредка «гуглила» последние сообщения.
Однажды, и я, помниться, забрела как-то с левых дорог на сайт физиков и прочла о том, «что в Большом Адронномколлайдере летом 2010 фиксируются необъяснимые потери части протонов в пучках, сопровождающиеся ростом энерговыделения». Собственно сказало мне это только то, что что-то исчезает и нигде не появляется. И то, что это похоже, образно, на Черную Дыру. И все. Почитала, забыла.
Я заранее приношу извинения за то, что утомляю вас всеми этими словами, но вступление обязывает наличие, как говорит молодежь «многабуф», иначе потом надо будет делать вкрапление в текст, а я очень этого не люблю… И потом, вы ничего не поймете, если сейчас не разъясните для себя некоторые детали. Хотя бы: читать или не читать сей авторский каламбур.
И так. Галопом по истории.
Летом 2010 зафиксировали разнообразные явления, но мне тогда было шестнадцать лет и меня мало волновали протоны, пучки и частицы. Но уже осенью 2015 БАК решил-таки подорваться, и подорвался: конца света не было, погибли только ученые, которые не успели отбежать подальше. Звучит, конечно, цинично, но реальность отражает. И вроде стоило бы забросить неудавшийся эксперимент, но человек – упрямая скотина, однако. Она учла все свои недочеты, выяснила причины и решила все заново сотворить, для пущей благонадежности. Так или иначе, но в 2017 году запустили БАК2, мы тогда еще с друзьями острили на тему, что это что-то типа «Вавилона-5», будет столько же пропавших БАКов. Кто-то проводил аналогии с Титаниками. Но на два года все затихло: опять пропадали какие-то пучки, опять что-то взрывалось и исчезало. Его чинили и снова отправляли «в путь», коллайдер же сопротивлялся как разумное существо и снова ломался.
Наконец, в 2019 году мирозданию надоело урегулировать работу человечества с несчастной машиной, и оно дало нам того, чего мы так добивались: неожиданности. Или того, что так трогательно описывали фантасты с девятнадцатого века: временные разрывы материй. Да-да, именно их родимых.
Вначале, к нам забрел житель неандертальского времени… Вроде даже парочку добропорядочных граждан укокошил… Где-то в Германии. На еду, надо понимать. А что? Вкусны они, эти добропорядочные бюргеры… Потом были скромные и не очень жители тринадцатого, пятнадцатого, семнадцатого и восемнадцатого веков. Их находили, успокаивали, отправляли домой, используя все те же разрывы. Некоторых приходилось убивать по причине опасности для окружающих, кто-то отделывался редким испугом.
Радость ученых, открывших «нечто» длилась недолго: в конце 2019 материя через БАК выплюнула внушительную горсть несчастных жителей революционной России 1917 года и снова произвела взрыв, да такой мощности, что старый Коллайдер восстановить было нельзя, а новый создавать слишком затратно. Человечество расстроилось, поплакало и…ну, и, собственно, все. Чего ж вам боле? Проект списали за ненадобностью.
Во всей это перипетии меня интересовали два вопроса? Почему адская машина работала на территории Швейцарии, а народ в основном валился в бескрайние просторы нашей неугомонной родины? Борьба с вымиранием нации? Наш Ответ Китаю? Не знаю, и знать не могу. Потому как знать не могут даже ученые мужи, которые столько вкладывали в этот непомерный проект, а основной процент в «людо-населения» получила Россия, которой чего-чего, а только этого и не хватало. Для полного счастья.
Второй вопрос носил иной характер: где все эти несчастные, которых показывают по телевизору уже три месяца, где хоть один крестьянин, офицер, боярин, «товарищ» или еще кто?!?
До сего дня я была уверена, что их всех согнали в резервацию и держат там, а по новостям толкают дезинформацию в чистом виде. Но сегодняшняя встреча была ответом на мою немую просьбу Мирозданию. И хорошим ответом… Долгожданным. Высокими, с отличным голосом и манерами, карими глазами и красивой линией губ…

***

Да, это было замечательная встреча. И я даже прощаю тебе Мироздание, этот мерзкий снег и саднящее горло. Однако было это «рандеву» сумбурным, неловким и летящим. Потому как после того, как я убедила «линию губ» в том, что со мной все в порядке, ее владелец откланялся и продолжил свой путь. А я осталась стоять на мосту еще какое-то время, силясь понять, что это было и не случилось оно, как в песне Меладзе:

Когда моё счастье ко мне впритык подошло
Улыбнулось и мимо меня прошло.

Так и было. И я ничего не смогла сделать: ну, не бежать же за человеком с нелепыми криками, типа «Давайте выпьем кофе» и «Вы оттуда?». Обидно, досадно… но губы удивительные. Но это уже… «прошло». Мимо.
Так началась эта история и, честно говоря, я была уверена, что так она и закончится. Ну, если не считать простуды. Однако, все было не так просто. И не так быстро. Как говорится, от судьбы не уйдешь, раз ушел – не судьба.

Глава 1. Линия осени.

Глава 1. Линия осени.

-Соблаговолите… не соблаговолите…
Сашка мечтательно смотрела в небо из окна моего автомобиля, который мчал нас вполне известном направлении: к санаторию «Старая зорька». Само название казалось мне вполне дикой эклектикой, не говоря уже о цели нашей поездки: посещение группы лиц, волею судьбы избежавших смерти в 1917 году и оказавшихся в нашем мире. Однако, было время, когда я по глупости согласилась составить Саше Павлининой, моей старой знакомой, компанию в данном мероприятии, а слово нужно держать, и не важно хочется ехать или нет.
– Саша, я влюбилась… - вдруг глубокомысленно заявила подруга.
- В кого? – Вместо извечного «опять» спросила я, аккуратно обгоняя медленно ползущую волгу, дабы не испугать пожилого водителя. Влюбленность этой чудо-девочки достигала невероятных размеров, и иногда в месяц могла составить целых пять персон единовременно. Естественно, совершенно искренне.
Мы, кстати, вот уже минут пятнадцать ехали по лесному участку старого шоссе. Не смотря на то, что светило солнце, было не слишком тепло, ведь осень уже вступала в свои права, хоть месяц август и считался летним. Иногда по утрам первая изморозь, да застывшая корочка на неглубоких лужах мягко намекали том, что стоит забывать про футболки и босоножки и переодеваться в пальто и сапоги. И если я с удовольствие с утра почти впрыгнула в теплый джемпер и джинсы, то Саша была в каком-то неимоверно легком светлом платье, вязаной кофте, розовых туфельках и белых носочках. Да, носочки. Особо, носочки не давали мне спокойно ехать и поминутно не фыркать в сторону, а также сгорать от доброго сарказма молча, ибо обижать любезную Александру не хотелось вовсе.
- В Сергея Петровича…Нет, в Григория Дмитриевича… Не знаю… Они оба такие удивительные. – Тем временем рассуждала Саша, отрываясь от созерцания нирваны за окном , дабы подкрасить губы не в любимый алый, а в персиковый, да поправить роскошные, каштановые волосы.
- Ох, Сашка… - Я рассмеялась: что тут еще скажешь?
Вообще, вся эта удивительная история кружила голову своей нереальностью и фантасмагорией каких-то детских, невозможно ярких чувств. Нет, фактически то, что Павлинину угораздило влюбится в кого-то из этих несчастных, занесенных андронным колайдером в наш век, меня не удивляло. Удивляло, другое:
- Ты скажи мне, зачем тебе я в этой славной поездке? Сестры милосердия из меня не выйдет, мы уже это обсуждали. Так в чем подвох?
Около двух месяцев назад Павлинина попросила отвести ее в конце лета в лагерь…то есть в санаторий, потому что своей машины у нее не было, а книги она новым друзьям отвести, как этого говорится «уже ушла», то есть обещала. Книги, кстати, были очень разными от механики до философии, были и романы и много современных авторов, а также журналы, газеты, какие-то печатные тексты. Интересно было взглянуть на всех тех, кто хотел все это читать.
То, что у просьбы Саши «отвезти книжки» есть второе дно, я не сомневалась, так как слишком хорошо знала свою дорогую подругу. Меня постоянно пытались втягивать в нереальные аферы под соусом добрых дел. Конечно, все ее коварные планы упирались в благие намерения и великие цели, но участвовать в этом беспределе мне всегда было немного жутковато. А то, что беспределом могло окончиться любое дело Павлининой (разумеется, с благом и благами для вышеназванной) сомневаться не приходилось.
- Тычинская, ты невыносимая зануда! – Лукаво сощурилась Александра. – Ну, почему нельзя просто съездить, порадовать мальчиков, передать им книжки!? Зачем искать подводные камни в помощи ближнему?
«С тобой, дорогая, я готова искать подводные камни даже при походе в дамскую комнату. Туда, особенно.», хотелось сказать, но естественно свои комментарии я придержала при себе, ровно, как и те, что называть взрослых, много переживших мужчин «мальчиками», как минимум некорректно. Но вместо этого я лишь заметила:
- Я не зануда, Саша. Мне просто неловко. Люди в таком жутком состоянии, без привычной жизни, семьи, друзей… В таких условиях… Фактически, никому ненужные, выкинутые… А мы тут, как на обезьянок пришли посмотреть.
- Ой, да ну тебя! Вечно ты все называешь как-то гадко… И вообще, у тебя странное представление о мире. Да, они же счастливы: видела бы ты их горящие глаза, когда наши девочки вокруг порхают. Чем не компенсация за все страдания?
Да, стоит оговориться, что Павлинина стала практически главой волонтерской организации Санкт-Петербурга по помощи «вновь прибывшим». Данное словосочетание теперь относилось ко всем, кто из далекого 1917 года попал к нам, в наш суровый 21 век. Вроде те самые «бывшие», о которых шепотом говорили в Советское время, а вроде и «вновь» оказавшиеся тут.
Но, я сейчас о Саше. Так вот, уже почти полгода она организовывала, помогала, управляла, решала… В общем, занималась всем, чем может заниматься девушка с нереальной энергией и желанием влюбиться в нечто по настоящему стоящее. Совершенно трезво рассудив, что в госпитале, который курировали волонтёры…а больше «волонтерки»… она вполне может реализовать свое стремление, мужчины были и вправду как на подбор, Саша ринулась в бой.
Я, кстати, видела их по телевидению. И, по сути, радовалась за Сашу и ее бойкую натуру. И завидовала немного, ведь самое хотелось также и людям помогать, и на мужчин посмотреть… Но вот самой мне почему-то было крайне неловко, наверное зря, конечно, но это было внутреннее, на уровне инстинкта.
Судите сами.
Какое же сумасшествие было первое время, первые три месяца. На них почти все смотрели, как на удивительное чудо природы, показывали по всем каналам, звали в рекламу, снимали кино и документальные фильмы, а потом забывали. Кого-то отправили лечиться, кому-то предоставили жилье. Конечно, много говорилось о программе по помощи в «определении места в современном мире». Но как много их смогло освоиться в эмиграции, в своем времени? Сколько смогут принять совсем иной дух времени с его нереальным равнодушием, жестокостью, эгоизмом и отсутствие любых норм и правил, кроме силы?
Печальное зрелище, если разобраться. Но рассуждать об этом с Павлининой я не стала: она очень хороший человек, добрый, но в каких-то моментах абсолютно не чуткий. Нет, с ярко выраженным горем, как раз нет проблем. И утешит, и обнимет, и поможет. А вот с пониманием внутреннего горя, где любое излишнее внимание во вред, где каждое неловкое слово – боль, у нее беда. Ой, беда-беда… Но это данность, которая не умаляет иных ее достоинств.
- Кстати, ты сама сегодня всех увидишь и совсеми поговоришь! – Неожиданно вдохновила меня подруга.
Меня как громом поразило, ибо основным условием нашего уговора было то, что я просто «отвезу-привезу» («Саша, я все сама сделаю!»), но меня никто не увидит («Они все лежат, так что без проблем.») и я посижу в машине.
-Что?! Даже не думай! Я просто вызвалась помочь тебе с книгами, фактически, я служба доставки от пункта «А» в пункт «Б». И ничего более, мы это обсуждали. – Я отчаянно покрутила головой. Потом все же уняла панику и спокойно свернула к месту назначения, на тихую, заросшую елками и березами почти проселочную дорогу, ведущую к невысокому серому зданию санатория.
Это в общем-то было «чудесное» место, нечто среднее между местом жительства и лечения. Именно оно стало служить временным пристанищем тем, кто на какое-то время нуждалось в нем, по состоянию ли здоровья, или по невозможности найти себе место. Такие точки априори не несут положительной энергетики: слишком много вокруг боли, страдания, гнева и обид, но, именно это мне почему-то совсем-совсем не понравилось с первого взгляда. Какое-то оно было обреченное, серое блочное, как памятник на могилу, честно слово.
- Ох, Саша, какая же ты невыносимая… - Павлинина тем временем сладко потянулась и оправила свое не в меру скромное платье: ну да, конечно, она же теперь должна соответствовать тем требованиям, которые имеют господа из прошлого. – Не хочешь не выходи. И вообще, еще скажи что стесняешься.
- Есть такое дело. – Усмехнулась я, притормаживая по гравию дороги и останавливаясь на гостевой парковке. – Прошу на выход, сударыня! Прибыли…
Сашка покинула машину почти со скоростью света, я же все не решалась выйти, какое-то странное неуловимое чувство тревоги и страха поселилось в животе. Как бывало в детстве перед походом в театр, так бывало в юности перед сдачей особо важных экзаменов, так бывало и сейчас перед переговорами и серьезными проектами. Это чувства осознания чего-то важного, незримо приближающегося и неотвратимого, от него безумно радостно и страшно одновременно, и оно рождает эти удивительные опасливые ощущения.
Наконец, аккуратно отворив дверцу, я спрыгнула с высокой ступеньки джипа на землю, немного покачнулась: гравий и каблуки вещь сложная. Да, и вообще, мой костюм, в отличие от Павлининой, мало напоминает стилистку их времени.
Ну вот, я уже и думаю, как все эти общественные деятели и желтая пресса: «их времена», «их нравы», «их судьба». Каких же «их», ведь теперь они такие же «их», как «наши». Правда, не все могут это осознать и с этим жить, как с «их» так и «нашей» стороны. Человек неизменчив по своей природе, склонен к стагнации и равнодушию.
Подумав какое-тио время, я накинула на плечи френч средней длины: какая ни какая, а юбка. Ну, фактически можно не придираться, и, надеюсь, мне не придется его снимать. А то ведь, я Павлинину знаю: если что ей в голову попало, просто так она это дело не отпустит.
- Тебе помочь? – Я вдохнула свежий запах леса. Пять часов вечера. И август месяц сурово утренней и вечерней свежестью уже напоминал о том, что впереди холодные ночи и грибные делянки, а лето неустанно шагает прочь до следующего мая.
- Зачем? – Удивилась Павлинина и поправила волосы. – Вон идут Сергей Петрович, Григорий Дмитриевича и Демьян .. как же его…Олегович! Они нам и помогут!
По дорожке и вправду довольно быстро, с достоинством, друг за другом приближалась группа молодых мужчин в ничем не отличающейся ото всех одежде: джемпера, рубашки, брюки.
По сути понять то, что это бывшие офицеры российской империи 1917 года можно было только по выправке, аккуратности костюма, да по лицам… О, эти лица. И вправду, сейчас таких нет. И дело не в благородстве или мужественности, ни в достоинстве и силе. Нет, таких мужских лиц до сих пор хоть не много, но есть. Дело в чем-то неуловимом, скрывающемся в улыбке, в глазах, в движении бровей, в усмешке. «Порода», возможно лучшее определение. «Порода» лиц, не смешанных ни с кем, оставшихся чистыми, яркими, цельными. От этого зрелища захватывало дух и щемило сердце одновременно. Хотя к чему? Для меня это уже «дела давно минувших дней»… Или все же не так «глубока» эта «старина», и боль ее «преданий» еще сидит в тех, кто сам был из «них». Когда-то.
- Добрый день, Александра Андреевна! – Хорошо поставленный баритон первого подошедшего ласкал слух правильностью речи и манерой говорить.
- И Вам, Сергей Петрович! – Саша расплылась в самой счастливой улыбке: можно было не сомневаться, кто сейчас фаворит ее сердца и души. А именно, высокий молодой блондин с длинным, как говорят, аристократичным, носом, ясными голубыми глазами и тонкими немного пухлыми губами с аккуратными светло русыми усиками. – Кстати, знакомьтесь, моя подруга Александра Алексеевна Тычинская.
Саша, хихикнув, глянула на меня, опять лукаво улыбаясь. Названный же Сергеем Петровичем, наконец, приметив меня, только что прячущуюся за машиной, воодушевленно замер. Нет, натурально замер, благо, что рот открыть не позволило воспитание, а так состояние изумления точно читалось на красивом лице. Я сразу, грешным делом, подумала, что френч не спас положения, и мой внешний вид оставляет желать лучшего.
- Сергей Петрович, что с вами? – Ласково пожурила его Саша, немного нахмурив брови: неприятно, когда твой фаворит смотрит так одухотворённо на кого-то, кроме тебя. – Александра Алексеевна и так отказывалась сюда ехать, стеснялась и побаивалась вашего брата… И, поверьте, сейчас и вовсе вы ее испугаете и она спрячется в машине, закрывшись на все замки. И больше никогда не приедет.
Я говорила уже, что иногда ненавижу Павлинину? Нет? Так скажу сейчас, ибо так оно и есть. Есть моменты, в которые Саша не проявляет ни чуткости, ни внимания, ни правил хорошего тона. К тому же, именно сейчас я просто физически не могла ответить на ее сарказм и ощущала себя полной дурой. Однако, господин, которому я была представлена таким своеобразным образом, кажется, понял всю неловкость и своего поведения, и Сашиных реприз, поэтому улыбнувшись наиболее благодушно, произнёс радостной скороговоркой:
- Александра Алексеевна, разрешите представиться: Сергей Петрович Семерцев, старший лейтенант Императорского флота России! И вы «нашего брата» не бойтесь, мы …
- Сказал бы честно, Сергей Петрович, «бывший» старший лейтенант «бывшего» Императорского флота России. – Перебил его подошедший ровесник нашего собеседника с немного злым, но очень живым лицом, с длинным шрамом на щеке, с карими пытливыми немного тусклыми глазами, безусый и безбородый, меланхоличного и едкого нрава. – А то столько пафоса. Столько…
Повисла весьма неловкая, но ожидаемая пауза, в которой Саша не видела проблемы, Сергей Петрович поджал губы, но спускаться до хамства не желал, а подошедший, явно упивался тем, что задел товарища по несчастью. Я же кожей ощущала всю гадливость сложившейся ситуации: вот они, внутри коллективные разборки на тему рухнувшей жизни. Но казалось, ситуация просто могла пройти незамеченной, как наверное и много раз при Павлининой проходила. Однако, этого не случилось…
- Люди – бывшими не бывают. – Я поняла, что говорю уже, когда открыла рот: кто потянул меня за язык!? Но было уже поздно, сказав «А» нужно хотя бы закончить мысль. – Бывают или лишние, или вечные.
- И какие же мы? – Поинтересовался неприятный безусый господин, похожий на хорька, однако, в его взгляде я прочла скорее удивление, нежили пренебрежение. – Лишние или вечные?
- Главное, что вы не бывшие. – Усмехнулась я, глядя ему в глаза также откерыто. – А уж лишние ли, вечные ли…решать только вам.
- Получили Демьян Олегович? – Рассмеялась Саша. – Могли бы и представиться для начала, а не начинать с ворчания.
- А вот вы уже меня представили. – Презрительно усмехнулся Демьян…Олегович и вскинул голову неприятно, вызывающе. Сашу он не любил, однозначно, и, видимо, взаимно. – А имя вашей подруги я также расслышал. Думаю, согласно современным взглядам нормы приличия соблюдены?
- Нормы приличия не могут опираться на время, они либо живут в сознании человека, либо являются лишь маской его истиной сущности. – Я вздрогнула от неожиданной репризы подошедшего с противоположной от здания стороны, где начинались настоящие лесные заросли, человека.
Рядом с нами остановился высокий мужчина, средних лет, брюнет с карими, умными, но отрешенными глазами, неулыбчивыми тонкими губами, сжатыми почти в ниточку. Он, одетый очень строго, судя по всему в форму, флотскую, опираясь на длинную палку, немного прихрамывая, подошел к нам, скорее всего, оканчивая свой ежедневный моцион в лесу. У меня что-то внутри екнуло и оборвалось, всего один раз я встретилась с ним взглядом, зацепила равнодушный, но какой-то теплый, бархатный отблеск каких-то неясных мне чувств, и с усилием отвернулась. В его присутствии «хорек» сник, а Сергей Петрович как-то очень печально улыбнулся, подошедший Григорий Дмитриевич, рыжеволосый человек невысокого роста со смеющимися зелеными глазами и хитрой улыбкой, насмешливо покивал головой, а Саша лишь пожала плечами, судя по всему, вновь прибывший не был в числе ее фаворитов.
- Разрешите представиться, Михаил Иванович Игнатьев, Капитан Второго ранга. – Он кивнул, обращаясь ко мне, опять мимолетно перехватывая мой взгляд. Судя по всему, поздороваться «по форме» мешала травма, что ему немало досаждало.
- Александра Алексеевна Тычинская. Очень… очень приятно. – Весьма сложно держать лицо, когда испытываешь к собеседнику самой неясные чувства, топчущиеся между интересом и испугом. И когда форма общение кажется тебе пережитком, хоть и прекрасным, прошлого.
Меня вообще-то люди не пугают, кроме отчаянных психически больных индивидов. Но тут было просто смешение разнообразных ощущений и переживаний. От волнения к страху, от счастья, до ужаса, от стеснения, до развязности. Это было настолько несвойственно моей натуре, что пугало вполне натурально.
- Вот пришел Михаил Иванович и сразу повис туман строгости и норм приличия. – Рассмеялся рыжий. – Я тоже хочу Вам представиться, сударыня. Но не по уставу: меня зовут Григорий Дмитриевич Агинцев и я польщен встречей и пленен вашей красотой!
- Вы меня смущаете… - Я усмехнулась: вот с этим милым человеком не будет никаких проблем в общении, в отличие от предыдущих двух, поэтому я просто с акцентировала все внимание на нем, дабы держать себя в руках.
- И в мыслях не было!? – Лукавая улыбка поселилась на его губах.
- А меня вы очень расстраиваете… - Кокетливо заметила Саша, шутя, надувая губы. – И в наказанье берите книги!
- Ах, Сашенька, Вы ужасно ревнивы! Но это просто чудесно! – Он легко подхватил пакеты. Сергей и Демьян последовали его примеру. – Пойдемте чай пить!
- Я не думаю, что… - Начало было я, больше думая о том, что придется снять френч, чем, о чем либо еще.
- Прекрасная идея! К тому же у нас собой тортик! – Мой голос потонул в весьма громогласном выражении радости Павлининой, которая, схватив торт и, позабыв меня, устремилась за еще одним своим «мужчиной мечты». – Идемте скорее…
- Прошу вас… - Я опять вздрогнула от этого тихого, вежливого голоса и к своему ужасу, граничащему с радостью, обнаружила любезно предложенный мне локоть.
- Я… Спасибо… Удобно ли Вам?... То есть… вас это не затруднит, ведь вы… - Я запуталась в словах и прикусила язык: конечно, ему будет неудобно и, конечно, затруднит, но это не повод допускать бестактность. – Извините.
- Все в порядке. – Сдержанно кивнул Михаил Иванович. – Сейчас это практически не доставляет неудобств.
- Извините. – Повторила я, аккуратно взяла его под руку, ощутив под пальцами твердую ткань черного мундира, и мы медленно пошли к зданию санатория.
- За что же? – Мне показалось, он улыбнулся, хотя, может и показалось.
- За… - Я вздохнула, нет блеснуть интеллектом не выходит, может хоть не упасть в грязь лицом получится. – Не знаю… За неудобства, которых сейчас практически нет, наверное.
- Очень мудрено, Александра Алексеевна. – Вот теперь он точно улыбался, очень мягко, почти машинально.
- Есть немного.
Молчать, конечно, в такой ситуации крайне неловко. Однако и говорить нам пока было не о чем. То есть, фактически, я боялась задать любой вопрос, потому как совсем не понимала, что может обидеть моего спутника, а что нет. А мне казалось, что обидеть…тронуть его могли очень многие вещи. И как назло мы шли очень медленно то ли по причине его травмы, то ли по причине его представления о том, с какой скоростью должна ходить дама.
- Интересная реприза про «бывших». – Тихо заметил Михаил Иванович, видимо, тоже ощущая неловкость молчания. – Вы, правда, так считаете? Это же не дань просто моде?
- Моде? – Я не поняла его намека.
- Александра Андреевна любит часто повторять очень серьезные фразы. Такие, как «Страдание всегда сопутствует наслаждению» или «Человек живёт только в настоящее мгновение. Всё остальное или прошло уже, или, неизвестно, будет ли».
- Какие верные замечания. – Я невольно рассмеялась, так как приверженность моих современников к громким цитатам-лозунгам вещь знакомая, хоть и малоприятная. – И такие оригинальные!
- Возможно. – Он улыбнулся сдержанно. – Значит, это ваше мнение?
- Мое. По сути же оно верное. В любое время и в любом месте есть люди лишние, а есть те, кто крутит шар истории в будущее.
- И все? Иных типов людей не существует?
- Ну, это очень приблизительная схема. – Я немного покраснела: сложно говорить на такие сложные темы, когда тебе еще приходится слова подбирать и «базар фильтровать» от некоторых «паразитов» – Фактически, я хотела сказать, что есть изначально не способные прижиться в любом времени люди, это люди, которые или опережают своих современников, или остались в глубоком прошлом. И есть те, кто просто живут.
- И крутят «шар истории»? – Насмешливо уточнил мой собеседник.
- Вы жестокий человек. – Усмехнулась я, когда мы остановились на пороге. –Но я вам отвечу: да. Да, крутят, потому что все эти люди, которые просто живут и не имеют «великой цели» они есть такая же часть истории, как те, что имеют данную цель. Просто одни «вдохновители», вторые «реализаторы». И все самые замечательные цели воплощаются все равно массами, а вот, что вкладывают в сознание масс, и к чему приводя неверные установки вот это совершенно иная тема.
- Но совершенно ясно к чему это приводит… - Михаил Иванович не сдержал горечи в голосе. – Извините, что усомнился в искренности ваших слов.
- Бог с Вами. – Я махнула рукой и улыбнулась. – Я очень редко говорю что-то стоящее, по большей части одни глупости. Вот повезло сегодня, но вы лучше Сашеньку слушайте, она вам точнее объяснит правила жизни.
- Боюсь, мы, вряд ли сможем подискутировать с Александрой Андреевной, потому как давеча, на мою просьбу пояснить ее фразу про страдания и наслаждение, она ответила весьма точным отказом. И, кажется, не имела ни малейшего удовольствия продолжать беседу в частности… и в будущем.
- Что же именно ее так тронуло? – Любопытство мое всегда не знало границ.
- Думаю мой вопрос о том, какие «наслаждения» стоило искать жертвами «террора» во время тех «страданий», что наполняли их жизнь. – Он пожал плечами. – Кажется, ей показалось это сравнение неуместным.
- Вот оно как… - Я представила себе эту картину и сдержалась от того, чтобы рассмеяться.
Сдержалась я, видимо, не зря. Михаил Иванович даже не улыбнулся: скорее всего, эти громкие, но, по сути, пустые слова очень больно его ранили. Еще бы не ранить. Одно дело, когда мы комментируем «дела давно минувших дне», как пережиток истории, делаем акценты на верных шагах и фатальных ошибках. Совсем иное, когда приходится жить и быть участником, а также свидетелем этих фатальных ошибок. Могу только представить, что чувствовал этот человек, что он делал, какие принимал решения и о каком итоге жизни думал. Но даже теперь, при таком неприязненном отношении, Михаил Иванович воздержался и от досадливых реприз, и от едких комментариев относительно Павлининой: воспитание есть воспитание.
Однако, еще никто не отменял чтения между строк, да внимательного взора в глаза собеседнику, когда на миг пересечешься и тут же отведешь взгляд, потому что невыносимо. Даже без слов.
- Прошу меня извинить. - Наконец произнес он, смотря куда-то мимо, мне за спину. – Я не должен был…
- Да, ничего страшного. Не всегда выходит сдерживаться, а Александра Андреевна бывает крайне… нечуткой. – Я аккуратно подбирала слова: не хотелось прослыть невежей и грубиянкой. – Так что я просто сделаю вид, что ничего вы не говорили.
- Спасибо. – Он аккуратно кивнул, мельком взглянув на меня. Потом жестом предложил войти. – Прошу вас… нас, верно, уже ждут.
Внутри одного из дополнительных корпусов пансионата было светло и тихо. Это был малый «зеленый» корпус, о чем весело сообщала табличка у входа еще советских времен. Она же ввела в курс дела, относительно того, что помещалось в нем всего тридцать человек, что имелись мини-столовая, актовый да тренажёрный залы, зимний сад и сауна в подвале. Да, что еще можно ожидать от «Старой зорьки»? Вот и вся его инфраструктура, не беря в расчет семь номеров и холлы.
Вообще тишина была вполне обычная. Так бывало, кстати, в советское время, и в детских лагерях, во время тихого часа: абсолютная тишина. Но, в отличие от детских мест отдыха и оздоровления, тут было как-то нестерпимо трудно дышать. Может быть, это моя впечатлительность, может сила эмпатии, но факт оставался фактом: место было явно тяжелым, холодным, пропитанным какой-то обреченностью, неясностью, ожиданием…
- Вы тут…живете? – Я постарался как можно спокойнее и доброжелательнее задать этот нелепый вопрос, хотя в любой форме он звучал некрасиво и как-то излишне пошло. Как будто в сотый раз я хотела ему напомнить, где он и кем является, хотя я просто пыталась вести беседу и ничего личного.
- Разумеется. Живем. – Он кивнул, по лицу пробежала тень, он довольно резко перевел тему. – Прошу вас, прямо. В обеденный зал. Я… Я думаю, все уже гадают, где же мы потерялись.
Вышло грубовато, немного несдержанно, он сам понял это, попытался исправить репризой про «потерялись». Но я, к сожалению, не Саша Павлинина и прекрасно поняла, что мой вопрос его задел до глубины души и он просто не смог стерпеть и равнодушно сказать что-либо стандартное, классическое, вежливое.
- Извините, просто… - Я покраснела и прикусила губу: так неприятно допускать бестактности по отношению к любым людям, но, особенно, к порядочным и действительно страдающим. Сразу хочется провалиться под землю от стыда, и иметь возможность стереть память собеседнику, или себе. Или обоим.
- Не извиняйтесь, ваш интерес понятен. Право, и рассказывать не о чем. Мы тут на правах «временных постояльцев по состоянию здоровья», так записано в официальных документах. А по сути… по сути нам пока дано место, где мы никому не мешаем… и нам никто. – Опять возникшую резкость, он попытался сгладить, и опять вышло очень криво. – Санаторий работает в обычном режиме, нам лишь выделен этот корпус. Сейчас тихо, так как только закончился заезд ваших современников.Вы простите, мне сказать больше нечего по этому поводу. Если вам интересно, думаю, Александра Андреевна может вас просветить, ибо лучше меня знает все особенности. Насколько я могу понимать, ее организация была столь любезна, что нашла нам это место.
Михаил Иванович шел медленно, говорил тихо, однако, все же что то выдавало его бессильный гнев, смятение чувств и разрозненность мыслей. Мне показалось, что будь его воля, он бы уехал из этой богадельни в любом направлении, но почему-то не может. Осознанно или нет, но его дистанция от Саши, этого места, «наших современников» и меня ощущалась настолько сильно, что мне стало неловко и захотелось его побыстрее оставить в покое. Конечно, я не виновата в том, что произошло в далеком семнадцатом году, и в том, что происходит сейчас. Однако, я могла понять и горечь, и обиду, и неприятие всего, что его окружало. Тем неменее все это не снимало с него ответственности за сказанные слова. Хотя нет, это уже моя гордыня, которую стоит запихнуть в дальний ящик и забыть. Потому что людям в их положении можно многое простить.
- Нам сюда. – Он взялся за ручку двери, ведущей в столовую, потом вдруг передумал, остановился и посмотрел на меня. – Простите, Александра Алексеевна. Я понимаю, что вы не причастны ко всему тому, что произошло … тогда и все, что я сказал, вас, должно быть, обижает. Но простите мне мою неучтивость и ожесточение, я на самом деле слишком часто отвечаю на вопросы этой тематики и так и не смог… не смог смирится с происходящим. С произошедшим.
- Не стоит извиняться. – Я усмехнулась про себя: ну и беседа у нас два вечно извиняющихся, один еще и изящно грубящий. – Я нисколько не обижаюсь и, поверьте, могу вас понять.
- Вы уверены? – Усмешка на его губах ясно давала понять, насколько критично он относился к моей репризе.
- Уверена. – Я взяла ручку и повернула ее, руки дрожали.
Неясно мне было это, но его последних два слова возмутили меня неожиданно и много сильнее всех нелепостей вышесказанных. Я гордо подняла голову, холодно посмотрела ему в глаза и каким-то чужим, надменным, жестоким голосом отчеканила:
– Я ощущаю все это на уровне рода, на генетической памяти близких. Все это: страх, безысходность, ненужность, слабость.. Поверьте мне, моя семья многое пережила, не иммигрировав, пройдя через весь период советской власти, потеряв, проплакав, смирившись… Так что я могу понять, ЧТО вы чувствуете. Хотя не могу ощутить весь ужас, что вы прошли, физически.
Он обескураженно хлопал ресницами, в черных глазах боль сменялась неясным пониманием. Он вроде и силился что-то сказать, а вроде, как и потерял дар речи от неясных мне чувств. А я чертыхалась про себя, потому как не сдержалась от громких фраз, которыми, казалось, больше хотела задеть его, нежели донести какую-то правду. К тому же слезы жалости о несбывшемся опять подкатили к горлу, застряв отвратительным комком, поэтому я быстрее открыла дверь и улыбнулась сидящим и весело беседующим людям.

***

Вообще, мы с Сашей просидели у этих невольных переселенцев довольно долго, хотя я лично я покинула бы эту скромную обитель как можно быстрее. Ноя была ни одна, Сашу, казалось, не трогала не скудность стола, ни скромные, скромные одежды, ни изнуренные лица, на которых улыбки казались бликами прошлого. Казалось, эти люди еще помнили, что такое радоваться, и пытались всеми лицевыми мускулами изобразить это чувство, но выходило у них не очень. Их энтузиазм от встречи угас, довольно, быстро, Павлинина все чаще показывала форменную бестактность и пошлость, я пыталась смириться с тем, что вес идет так, как идет.
Что касается Михаила Ивановича, он в общей беседе не участвовал, чая не пил, к торту, хоть Саша (без всякого воодушевления) и предложила ему, не притронулся. Он сел недалеко от окна, так чтобы то ли я могла его видеть, то ли он меня, когда захочет, и молча наблюдал насгущавшимися сумерками, думая о чем-то своем. Он отстранился от всех и в прямом, и переносном смысле.
Я же, напротив, оказалась прямиком в гуще событий: между Сергеем Петровичем и Демьяном Олеговичем. Григорий Дмитриевич же сидел рядом с Сашей и всячески веселил ее какими-то забавными рассказами из своей юности, которые, впрочем, перемежались очень характерным молчанием и печальными взглядами. Павлинина же, слушая в пол уха,то и дело косилась на Сергея, который рассказывал мне почти на ухо, что то личное, из прошлого, что заставляло меня бросать на него сочувственные искренние взгляды и полные беспомощности, но желания ободрить слова иногда срывались с губ. А Демьян же наоборот очень мало говорил и все смотрел то на меня, то на Павлинину и как-то все улыбался своим мыслям, то ли сравнивал, то ли различал.
Слава богу, наш вечер все же кончился, и я превеликой радостью принялась собираться домой. Сергей вопреки всем правилам хорошего тона, принятых в его время, все же выпросил у меня номер мобильного телефона. Хотя, фактически,тогда мобильных не существовало, поэтому вопрос этики открыт. Ибо если его приравнивать к обычному телефону, что имелся в каждой адресной книге, или адресу, обретавшемуся там же, моветона обнаружено не было. Пиши и звони, сколько хочешь, однако, тебе не обязаны отвечать. Как говорится, все относительно.
Стоит отметить, что перед отъездом вышла у нас весьма милая беседа.
- Вам не кажется, что это уже лишнее? – Лукаво спросила я, когда Сергей Петрович уже на улице, удержал меня от быстрой посадки в машину. Саша буравила нас взглядом из-за стекла, тяжелыми таким, внимательным.
- Я вас обидел? – Он выглядел растерянным.
- Да, нет… Простоя не очень понимаю, зачем вам это нужно. – Я не хотела его обижать, но мне также совершенно не хотелось увлекаться «предметами старины», к тому же он, явно, нравился Павлининой, и выходило как-то не по-дружески. – И потом Александра Андреевна…
- …удивительная девушка, умная, добрая, красавица… - Как-то скомкано закончил он за меня.
- Но? – Я усмехнулась.
- Но… слишком энергичная и иногда довольно резкая. Мне бы не хотелось ставить вас в неловкое положение, однако, я все же вынужден вас просить. – Несмотря на явное смущение, он упорно добивался цели. Вот так мужчина…
- Но вы так и не ответили к чему вам мой номер. – Не сдавалась и я. – Не то, чтобы я была против, но просто пока не понимаю, как вы расцените мое согласие его вам оставить.
- А как вы желаете? – Сергей Петрович не улыбнулся в этот раз и как-то замер, не сводя с меня своих голубых, чистых глаз.
Он выделил это «желаете» и «вы», как будто намекая на что-то. Ах, какие «как будто», он аккуратно, но очень четко узнавал у меня, каково мое отношение ко всем тем знакам внимания, которыми он осыпал меня весь вечер. Все предельно ясно, молодой человек влюбился. А я… Я вот нет, как мне кажется, хотя от этого взгляда щемило сердце и перехватывало дыхание.
Внезапно его длинные пальцы, немного дрожа, коснулись моей руки. Это было удивительно. И немного жутко, как будто тебя касается кто-то с репродукций и фотокарточек прошлого. Как сложно было ради простой вежливости, ради сочувствия и сопереживания, не согласится и не подыграть этому удивительному, такому непонятному и чистому образу. Но я сдержалась и слабо улыбнувшись, накрыла ладонью, его замершую руку, и тихо произнесла:
- Сергей Петрович, я вам безумно благодарна за все теплые слова, за ваше доброе и искреннее сердце, за…
-Но? – Теперь перебил меня он и грустно усмехнулся.
- Но есть ряд причин, по которым свой номер я могу дать вам лишь, как другу. – Закончила ясамое трудное.
- Но это же чудесно. – Его лицо, конечно, не расцвело, из чего я сделал вывод, что кажется все же не дала ему ложную надежду. Но робкая улыбка на губах говорила о том, что он, кажется, пока не против и такого положения дел. – Вы не представляете… Нет… Вы оказываете мне неимоверную честь становясь моим другом. Спасибо, Александра Алексеевна!
С этими словами он нежно припал к моей руке и запомнив номер на слух, наконец, отпустил меня у заскучавшей и вконец расстроенной Александре.

Уже сидя в машине, я вспоминала эту сцену, добрые, влюбленные глаза Сережи, а также Демьяна Олеговича, поджавшего губы и наблюдающего за нами с крыльца, Григория Дмитриевича с улыбкой ожидающего друга, быстро темнеющий вечер и ощущение какой-то чистой печали. Михаил Иванович же не вышел нас проводить, сославшись на больную ногу, за что был уличен в невежестве Демьяном и в черствости Григорием. Мне было неприятно, конечно, потому что прощаясь, Михаил даже не взглянул на меня, ограничившись кивком и парой пустых фраз в никуда. Наверное, я все же обидела этого гордого, закрытого человека, но сделанного было не вернуть.

Саша молчала полдороги, видимо думая о своем, а потом вдруг внезапно спросила со свойственной ей внезапностью:
- Тебе нравится Сережа?
- Бог мой, нет! – Я ответила, не раздумывая, потому что он вправду не нравился мне в понимании Саши. – Он очень хороший, мне жаль то, что с ним случилось, но он мне не нравится.
- А ты ему понравилась. – Хмуро заметила Павлинина. – Не спорь.
- Я говорила, что мне не стоит сюда ехать? Или не говорила? – Я пожала плечами: все же такая банальная ситуация любовного треугольника, что не знаешь плакать или смеяться.
- Говорила. – Саша прикусила гууб6 сама меня затащила, между прочим.
- Ну, и что я могу для тебя сделать? - Я постучала пальцами по рулю.
Машина аккуратно шла полупустому, еще далекому от пробок пригорода шоссе. Солнце начало садиться, темнело быстро, я не любила ночные трассы, поэтому выжимала из моей крошки максимум и больше акцентировала внимание на дороге, нежели на страданиях подруги.
- Ты им всем понравилась. – Еще более мрачно заметила Саша. – Даже этому гордецу Игнатьеву.
- Понравилась? Конечно, я им понравилась, но как вежливый человек приятной наружности! А не в том смысле, на который намекаешь ты.
- Да, неужели?
- Да. И потом… Во-первых, я уверена, что это внимание – простая вежливость и плюс ко всему вид на новое лицо. А, во-вторых, уж кому-кому, а Михаилу Ивановичу, явно было все равно на мое присутствие или отсутствие. Ты же видела, что он сидел как можно дальше от нас и совсем ничего не говорил, как будто и не было его.
- Во-первых, я уверена, что это внимание – не простая это вежливость. – Как-то зло передразнила меня Павлинина. – Плюс ко всему, вежливость их я знаю, как выглядит. А, во-вторых, этот «унылый герой» вечно уходит, как только видит наших девочек вообще и меня в частности. А тут мало того, что проводил тебя, так еще и остался, да и место занял совершенно, ему не свойственное. Обычно, если удается его заманить на «чаепитие» кому-то из ребят, он в углу сидит самом дальнем, поджав губы с отсутствующим видом. А сегодня…
- …а сегодня он сидел с отсутствующим видом напротив окна, велика разница. – Перебивая ее, отшутилась я, но сердце глухо ударялось о ребра: неужто и вправду я ему понравилась. И почему это так волнует меня? Он же мне совсем не понравился?
- Ты шутишь, да? – Саша скептически посмотрев на меня поняла, что я не шучу и голосом усталой матроны продолжила. – Нет, я не шутишь. Я не понимаю, Тычинская, как можно быть настолько слепой!? Да, Мишка просто глаз с тебя не сводил! Конечно, он не Сережа, ему духа не хватит открыто в этом признаться, но и на свой лад он проявлялся…
- Боже мой, как?! Я ничего такого не заметила. – Я сделала самый пренебрежительный вид, новнутреннее обратилась в слух. В обращении «Мишка» было столько пренебрежения, что было неприятно. Почему мне неприятно именно «Мишка», а не «Сережа»? – Просвети, как проявляются такие…личности.
- По-разному. – Павлинина пожала плечами. – Этот господин глаз, по сути, украдкой с тебя не сводил, слушал все те глупости, что ты Сереже говорила, губки поджимал.
- Да, ну!? Он даже провожать нас не вышел! И там, в зале, прощаясь, в глаза не смотрел. И все о чем ты говоришь, может быть только простой учтивостью и интересом к теме разговора, не более. – Я отмахнулась. – Как только он терял этот интерес, он превращался в отстранённую статую…
- Ты, правда, не понимаешь, почему он так? – После некоторого молчания Саша провела пальцем по стеклу. – Правда?
- Правда, Саша. – Я уже сердилась на нее, на себя, даже на Михаила. – Я в упор не вижу знаков внимания.
- Ну он же видел, что ты понравилась Сергею. Вы смеялись, он был все время рядом и ты, как бы глаз с него не сводила. А потом еще он провожать нас пошел, и номер у тебя взял…и…
- При чем тут Сергей? – Я закатила глаза.
- Ну, видимо, Миша справедливо рассудил, что выбирая между ним: усталым, старым, надутым занудой и Сережей, весёлым, красивым молодцем, ты выберешь Сергея. Собственно, это очевидно.
- Ничего не очевидно. Конечно, с Сережей довольно легко, но мне кажется, что если бы такой человек, как Михаил Иванович, хотел проявиться, он бы мог обыграть юного героя твоего сердца. – Я улыбнулась: нет, не стоит верить в Сашины домыслы. Хотя было бы так приятно…
- Ключевое слово «хотел». – Кивнула Павлинина, неожиданно хихикнула, кажется, она раньше меня начала понимать причину моего интереса персоной Игнатьева, капитана второго ранга. – Он «не хотел». Он просто наблюдал. Ты мне лучше скажи, как ты это делаешь?
- Что? – Не поняла я ее резкого перехода. Хотелось еще о Мише поговорить.
- Ну, пришла вся такая в белом, и даже Демьян обходился без сальных шуточек и пошлостей. Я к тому, что они себя ТАК вели впервые. Обычно балаган, шум, смех… А тут прямо институт благородных девиц…мужей… на выезде.. Как тыэто делаешь?
- Ничего я не делаю. – Я пожала плечами: я не лукавила. – Просто, видимо, гены говорят свое. Признали родственную душу и обрадовались, думаю, пройдет.
- Никогда не думала, что скажу это, но научи меня с Сережей также вести, чтобы он за мной хвостом ходил… а не я за ним… - Внезапно попросила Саша, и только после этого я поняла насколько сильно ей понравился этот молодой офицер из прошлого.
- Между прочим, мы с Сергеем о тебе говорили. – Я улыбнулась, желая ее поддержать.
- И что?
- Он сказал, что ты удивительная девушка, умная, добрая и красивая. Но слишком энергичная и резкая. – Честно призналась я.
- Хм… Что он имел ввиду, интересно… - Призадумалась подруга.
- Судя по тому, что я наблюдала в санатории, тебя слишком много, а они в своем начале двадцатого не привыкли к такой женской активности.
- Ой, когда нужно было их устроить, решить проблемы, и выстроить хамоватый персонал не было противников «моей активности»! – Заметила Саша, надув губы, как будто это я виновата в происходящем.
- Да, но в образ идеальной девушки для них не укладывается то, что они видели в тебе. Ты, как современная дама, наравне с мужчинами тащишь лямку, а для них – это дикость.
- А сама-то? Административный директор!?
- Не важно, что и где я тяну или ты… Важно, чтобы они этого не видели. Для них тебе нужно быть не активной феминисткой, а трогательной тургеневской барышней. Сама же знаешь! Даже «наши» излишне активных не любят, что говорить про этих…
- Ну, допустим… Что еще?
- Ты извини, конечно, но иногда ты абсолютно не чуткая к чужой проблеме… В данном случае, их одиночества и ненужности в нашем мире. Тебе Гриша говорит что-то… А ты воспринимаешь это как шутку или просто историю… Для них же их память все, что осталось. Это великая ценность, которую они бережно хранят и показывают, дабы услышать слова сочувствия и добрые взгляды, а не вечно «Угу» и «Хи-хи».
- Какое сопереживание… - Усмехнулась Павлинина.
- Вот-вот… - Я была рада ее выпаду. – Именно об этом и говорю. Ты шутишь там, где им больно, и равнодушна там, где от ярости у них сжимает сердца. Если ты любишь Сережу, тебе надо переделать себя и стать более внимательной к чужой радости и горю…
- Хм… - Только и произнесла Саша и погрузилась в размышления.
Вот как всегда в этом мире: помощь нужна мне, а чужое счастье устраиваю я. Или я опять слишком много думаю? Думаю о том, что было, что есть… Какие они? Какой он?
Да, я все не могла выбросить из головы образ Михаила Ивановича. Закрытый, холодный, мощный, притягивающий. Харизма этого человека ощущалась на уровне энергетики даже сейчас, я представляю, каким он был тогда… в то время, где не было унижений, лишений и бесполезности себя.
А еще мне так хотелось надеется на верность Сашиных слов о том, что я понравилась ему. Кончено, относительно понимания поведениясовременников слова Павлининой можно принимать на веру, но не уверена, что это логично в случае с ним. За поведением капитана Игнатьева может скрываться простая вежливость и учтивость к человеку, как он понял своего круга. Как бы не были хороши или плохи Саша и ее подруги по добрым делам, но они все же, насколько я их помню, не имели дворянского происхождения. Наверное, это очень важно было для тех людей, того времени. Хотя временами мне кажется, что это важно и для меня, просто под веяньем времени я называю это снобизмом и стараюсь гнать подальше. Хотя общение с потомками разночинцев и рабочих почему-то не идет дальше шапочного знакомства и оканчивается полным непониманием. Выходит, все же гордыня, а всего лишь невозможность чисто человеческая воспринять иное сословие далекое от тебя по менталитету: им со мной также неприятно, как мне с ними неудобно. От жизни не уйти. Но я сейчас не об этом.
Михаил Иванович. Если он все же и в правду обратил на меня внимание не только по родовым причинам, но и по личным… Тогда почему не проявился? Как он не понял, что понравился мне больше Сергея? Как он вообще мог быть столь нечутким к тем взглядам, что я изредка на него бросала? Нет, если бы Саша была права, Миша бы как-то проявился. Ах, я уже стала забывать его черты. Как-то смутно все, смазано. Карие глаза… брови… какие у него брови? А нос? А губы?.. Ничего вот уже не помню, лишь неопределенный, нечёткий образ сжатого в какой-то комок, резкого, отрывисто и тихо говорящего человека. Нет в нем плавности, лишь крайнее напряжение, надрыв, неестественное спокойствие…
А вот Сережины глаза все чаще передо мной: голубые, чистые, влюблённые. Волосы у него светлые, непослушные, осанка гордая, пальцы длинные, изящные, голос бархатный обволакивающий… Зачем же я так? О нем… Нет, еще не хватало и в этого влюбится.
- Откуда они умеют пользоваться мобильными телефонами? – Прервала я Сашины размышления через какое-то время, потому стала замечать, что думать об них так долго и не отвлекаться от дороги становится все труднее.
- Я тебе больше скажу, они и компьютерами умеют пользоваться и вообще кретинизмом не страдают. Они же не гости каменного века, или эпохи покорения дикого запада. Вполне адекватное время уже было, механика, подводные лодки, автомобили, поезда. Ты будешь смеяться, но кнопочки они научились нажимать быстрее некоторых наших современников. – Засмеялась Саша, видимо внутренним воспоминаниям.
- Да… Видимо, воспитание и образование делают свое дело. – Я кивнула: вопрос глуп, конечно, нонадо было что-то сказать. – Забавно просто звучит… «смс от человека из прошлого».
- Обхохочешься. А ты знаешь, что у меня нет Сережиного номера? - Вдруг спросила подруга, и настроение ее стало совсем мрачным, как погода за окном: окончательно стемнело, мы въехали в город.
- Почему? – Я аккуратно сбавила скорость и перестроилась в средний ряд.
- Видимо, потому что я – «энергичная и резкая»?
- Он опасается, что забросаешь его смс… - Я улыбнулась, скорее всего, именно это Саша бы и сделала.
- Спорим, что он забросает тебя? И вообще, Саш, я не дура, я же вижу, что он меня сторонится, хоть и вежлив до невозможности. – Павлинина вздохнула. – Ничего, посмотри, что дальше будет…
- Может просто взять иной объект? Посмотри вот Григорий….
- Рыжик-то? Милый, но слишком не в моем духе… - Отмахнулась она.
- Но ты ему нравишься… - Я улыбнулась. – Вон как долго сегодня наедине беседовали.
- Так и он умудрился спросить про тебя. Кто ты и откуда, да когда снова приедешь. – Саша немного повысила голос, ей это было непривычно: привыкшую играть первую скрипку трогало то, что в этот раз она вышла на вторые роли.
- Чувствую, никогда… Иначе ты меня отравишь или побьешь. - Я рассмеялась. – Сашка, не злись!
- Не говори глупости. Просто мне неприятно, но это не повод, чтобы лишать их такого удовольствия…да и тебя тоже. – Отмахнулась Саша. – Кстати про «отравишь»: предлагаю сделать налёт на магазин и устроить поздний ужин с вином и дарами моря!
- Идею поддерживаю! Но скажу тебе, что не сильно велико мое удовольствие, дорогая. – Я улыбнулась. - Ты мне скажи лучше, от чего они лечатся и что с ними будет потом?
- Потом… не знаю, что будет потом. Об этом как-то неприятно думать всем сторонам, хотя это «потом» может наступить внезапно… Про «лечатся»… Ранения разные. Травмы. У твоего Миши сейчас повреждена нога, но не сильно. У Сережи и Демьяна было огнестрельное, у Гришы колотые раны. Вообще, это сейчас они такие красавцы, что было на первых порах – жуть! В первое время, помнишь зимой той, было страшно смотреть, и хорошо еще, что скорые как-то оперативно их подхватывали… Кровотечение слегка останавливал холод, хотя ко многим и они не успевали, но бывали и повреждения намного хуже… Хотя вот у Сергея была пули в легком, в ноге, в плече: долго кашлял кровью, все не заживало, сейчас уже легче, сама видела. Но он все еще бледен и ему нельзя заниматься тяжелыми физическим трудом, кровотечение может начаться вновь… У Демьяна ноги были изрешечены почти, да вывих руки. Он заново учился ходить почти. А вот Гришку заловили какие-то безумные «красные», резали его в прямом смысле слова, к нам он попал, когда начали скальп снимать, прости за подробности. Все они к нам попали, были сине буро малиновые, в синяках, крови, грязи, снегу…
- А Миша? – У меня что-то екнуло: я вспомнила, что творили в лихие годы агитаторы, уголовники и иные представители «красных сил».
- А он не «все»? Тот теще «красавец». Да еще говорил как-то странно… Не знаю. Им занималась Вика Савченко. Но вроде он попал в плен к «красным», которые не успели ничего сделать… или успели… Не знаю. В общем-то, ногу он повредил уже здесь: его машина сбила, а про его мытарства «там» мне не ведомо. Спроси у Вики.
- Спасибо, воздержусь. – Покачала я головой, но стала вспоминать, где у меня телефон Савченко и есть ли он вообще.
- Ну, как знаешь. Кстати, она, было время, за него радела. – Вспомнила что-то Саша. – Он к ней тоже неплохо относился, а потом… То ли они поссорились, то ли ей не до него стало. Не знаю. Как-то она быстро ото всей этой истории отказалась… Кстати да, его еще ранней зимой привезли в Питер откуда-то с восточной части. И он довольно много проводил времени в городе, с Викой, иногда без нее… То есть повреждения его не так серьезны были. Во всяком случае, физические…
- То есть он просто так шатался по городу и никто за ним не следил? Я слышала, что это было почти запрещено ради их же безопасности…
- Ой, не просто… Его Вика иногда в центр привозила, а потом забирала в условленном месте… Он-то город лучше Вики знает, я тебе скажу, его центр точно, так что бывало она плутала даже с картами, а он был вовремя на месте и ждал. Гулял он, помню Вичка говорила, в любую погоду, и в дождь, и в холод, и в метель, и в мороз… Наверное, стресс. Все силился понять, где он и что это за его родной-не родной город вокруг делает. Бедный…
- Все они бедные… а те кто «там» остался вдвойне беднее, я тебе скажу. Ну, да ладно не будем о грустном. – Я припарковалась на стоянке магазина. – Ну, что айда за вкусностями!
А мои мысли полка с интересом сбивались в кучку: значит, у него было у же тут общение; что же с ним такое, что до сих в больнице; как бы поспрашивать Вику, дабы не привлечь внимания; что за раны; почему он гулял…
- Да, пошли на штурм прилавков... – Саша потянулась и рассмеялась. – Одно тебе точно скажу: в следующий раз с тобой не поеду: не люблю конкуренцию.
С этими словами она машину покинула, а я потянулась к выключателю радио, что неназойливо звучало всю дорогу, но пока тянулась, нажала рукой кнопочки увеличения звука на руле и машину быстро наполнили звуки старой песни Меладзе… той самой:

-Не было смысла больше ждать И делить белый свет на правду и ложь.
Не было смысла вновь гадать: Каким ветром нас унесло.

И, вправду, не было. Неужели та встреча в пурге… Нет, невозможно. Так не бывает. Или бывает?
И все же теперь я чётко понимаю, что, не помня внешности его почти, я не могу забыть глаз: больших, карих, теплых, глубоких.

- Обернитесь, я здесь.

Неужели же…

---

Работа.

Ох....
Работа.
Без комментариев.

---

Никаких комментариев... Только: "Это было великолепно!"

Молодцы Абрамс и создатели!
По сути вторая "перевернутая" вещь со старой, но как перевернутая. Конечно, сильной трагедии восприятия не вышло, есть некая предсказуемость, однако, смотреть приятно.

Вся команда становится почти родной
Старичок Спок просто чудесен.
Беня выше всех похвал! Никогда не любила Хана... Теперь вот... Трудно понять, за кого "болеть".

и жду продолжения... очень-очень...

@темы: Star trek, то-чего-нет-но-может-быть-есть

---

сама виноватая

Я в сотый раз убеждаюсь, что никакие курсы по риторике, никакие знания по постановке речи никогда не сделают человека тактичным и внимательным. И люди не меняются, нет...
Да уж... В сотый раз.
Нет, все верно. страстная неделя, и Саша, как всегда раздает долги собственной глупости.
Кто тянет меня за язык!?

Все... проехали. Люди любите и будьте любимыми и будьте внимательней к людям вокруг.

---

""

- Алиса и это Тортик! Торитик это Моргана!

Тортик понимал что где-то его накалывают, но до полседней крошки не мог понять где. И только, когда с нее упал остаток крема, его осенило: "Это же не та сказка, Фрейд! И я не пудинг..."

запись создана: 12.10.2010 в 12:14

@темы: мое, шиЗЗа

---

Ехо. продолжение

Автор: Анексанемун
Название: Никогда не узнаешь глубину лужи, пока не вступишь в нее

Глава четвертая: Предтече: стихи, ощущения.

«Страдать Володе полезно,
он помучается и
напишет хорошие стихи.»

Я думаю, что могла бы еще ни один месяц и даже год страдать по упущенному миру и потере всего любимого и дорогого, однако жизнь устроила так, что я была вынуждена отказаться от этой манящей, но заведомо вредной затеи.

Буквально на следующий же день, после памятной встречи у леди Хельны в гостиной, во время завтрака, сэр Шурф объявил мне, что я, вмести с ним, отправляюсь в Дом у Моста.

- Зачем? – Я даже чашку отставила от удивления.
- А тебе не кажется, что это вполне логично. Любая система обучения должна содержать кроме теоретических выкладок, практические занятия. – Невозмутимо заметил мой «гуру».
- Да, я понимаю, но вы уверены, что я буду там уместна?
- А почему собственно нет? И вообще почти всех ты ежедневно видишь во время дневных занятий и прогулок. По сути, мало что изменится, только место. – Он пожал плечами.
- И Джуффин.
- И сэр Джуффин. – С акцентировал Лонли-Локли и чуть нахмурил брови: моя фамильярность его иногда раздражала. – У вас что-то вчера произошло?
- Скажем так, конструктивный диалог о смысле падения столов на голову закончился неконструктивной обидой на все сущее с моей стороны. – Поднимаясь из-за стола, произнесла я. – Как итог: встречаться с вашим шефом мне не очень бы хотелось… Но если вы считаете нужным…
- Считаю. – Он кивнул. – В жизни происходит много неловких и неприятных моментов, но тебе стоит уяснить, что на работу они влиять не должны.
- На работу? Не помню, чтобы я устраивалась… туда.
- Твоя работа – это учение. Посещение моей работы всего лишь часть его. Чего ты опасаешься?
- Не знаю… - Я пожала плечами. – Ладно, я буду готова через пару минут.

омут...

Причина внезапного антагонизма к Джуффину мне самой была не ясна, поэтому обсуждать ее с Шурфом было бессмысленно. Однако в том, что именно сегодня мой учитель тащил меня почти за шкирку в Дом у Моста, я наблюдала некую закономерность: чем больше тебе что-то не нравится, тем быстрее старайся понять почему. Собственно, с симпатиями та же фигня.

***

Спустя не больше дюжины минут мы отправились в святая святых, как ни странно пешком. Шурф мотивировал это тем, что во время прогулки мои мысли должны приди в спокойное русло, и я должна перестать дышать, как будто бежала от Сумречного рынка до Иафаха на скорость. И дабы отвлечь меня от печальных мыслей заговорил о стихах, ибо вчера вечером я дала ему почитать нечто родившееся тут же время. Просто старых стихов я, хоть убей, не помнила, а обещанное нужно выполнять.

***

И за три тысячи верст
Не уйти от себя
Под карнизами звезд
Пляшет тень бытия
И зачахнет росток
Без воды и тепла
Так и ты одинок
Весь сгоревший дотла.

И все сотни дорог
Заплутали во тьме
И оставлен порог
По сходной цене
Мне хотелось надежды
Но ты все молчал
И осталось как прежде:
Знала, не обещал.

***
- Ты не думала о том, чтобы посетить Трехрогую Луну? – Спустя какое-то время после того, как нашептала еще раз это творение моего разума, а мы отошли от дома, спросил Шурф.
- Нет, а зачем? – Я, не отрываясь смотрела на Левый берег: вот бы жить там, среди садов, по объёму напоминавших парки Версаля и Петродворца, в огромном доме, не меньше Зимнего по размеру, каждый день начинать с «ничего» и продолжать «ничем». Опасная тяга.
- У тебя, определенно литературный талант.
Услышать такое от Лонли-Локли практически сравни абсолютному признанию Вселенной и, наверное, в той, далекой жизни, это бы меня вознесло на вершину блаженства. Однако, теперь, сейчас, не вызвало ничего, кроме всего лишь пустого осмысления того, что он прав, у меня есть литературный талант.
- Талант это еще не все. – Я усмехнулась и отвернулась от прекрасного зрелища, силясь развеять наваждение. – Почти ничего, если быть точной. Его присутствие, конечно, тешет гордыню его имеющего, однако не является гарантом беспробудного счастья. Скорее наоборот.
- Хочешь сказать, что талант выдается человеку как бы авансом в счет будущих успехов? – В лице Шурфа я нашла благодарного слушателя в направлении философии. И собеседника также не самого плохого.
- Скорее, как аванс на проводимые в будущем работы. Ты получаешь сейчас ограниченное количество средств, но больше, чем у остальных, а уж как ты ими распорядишься, зависит от тебя. И ни какой талант, никакие знания не заменят обычного упорства. Только он может крушить горы и подчинять себе города… - Поняв, насколько пафосно прозвучала моя фраза, я решила закончить почти по детски. – Вы, кстати, живое тому подтверждение. И Джуффин… сэр Джуффин. А мне его вот очень его не хватает.
- Я бы сказал, что ты более склонна размышлять на эту тему, занимаясь уличением себя в неясных слабостях. Однако, как только доходит до дела, упорство ты проявляешь не дюжее. – Мои патетические речи, кажется, были восприняты Шурфом, как должное. – Вот и сейчас ты настолько сконцентрирована на цели «вернуться домой», при том именно «вернуться», а не «найти выход из сложившейся ситуации», что на остальное не желаешь обращать внимание.
- Что вы имеете в виду? – Я с интересом облокотилась на предложенный мне локоть.
- Во-первых, ты упорно вбила себе в голову, что «уйдешь» также «через дверь», как пришла…
- Это логично…
- Ничего в этом нет логичного. Это лишь» твое представление о будущем, основанное на ранее полученном опыте. Не более. – Он задумчиво помолчал, потом осторожно продолжил. – Ты, во-вторых, окружила себя какой-то фантастически отталкивающей аурой…
- Может я такая и есть? – Заметила я, вспоминая даже свое прошлое, где не было магии, а люди, бывало, шарахались. Хотя почему не было?!
- Нет… - Шурф даже думал какое-то время, прежде чем ответить. – Тебе просто очень тут неуютно, и хочется домой, если можно столь просто выразиться. Не важно, как было дома и как стало тут, важно «вернуться». Сила привычки и страх перед неизвестным, не более чем. Все это формирует вокруг очень отталкивающий щит, с которым людям неприятно иметь дело. Но при всем при этом, лично к тебе это не относится. Очень часто, общающиеся, сами не могут понять почему ты им столь неприятна, хотя издалека все было совсем иначе… Собственно, поэтому я и предложил участвовать в поэтических вечерах «Луны».
- А как это может помочь? – Мне и вправду стало интересно, но от шпильки не удержалась. – Значит все эти разговоры про талант не что иное, как корректное указание на то, что характерец у меня паршивый, и что только стихотворство меня и исправит?
- А ты уверена, что не являешься очередным творением сэра Джуффина? Или же какое-то невероятное воплощение самого Макса? – Весьма иронично заметил Шурф. – Такой схожий юмор…вернее его трактовка.
- Не знаю, как вы все тут любите говорить, все возможно под…трехрогой луной. – Я рассмеялась.
- Мы так не говорим. – Педантично заметил Лонли-Локли. – Однако, выражение не лишено смысла и вполне достойно поэта.
- Спасибо, но если честно, я так и не поняла при чем тут стихи…
- Сами стихи, наверное, не при чем, кроме того, что мне они понравились, и я хотел бы поделиться ими с достойными ценителями. – Шурф остановился прямо у входа в Дом у моста, высвободив свой локоть, он повернулся ко мне и продолжил. – Это и комплемент, и констатация факта.
- Спасибо за уточнение. Но вы слышали всего один стих… - Напомнила я ему.
- Не важно, этого достаточно чтобы составить суждение о возможностях, все остальное, как верно ты заметила, вопрос упорного труда. Но дело даже не в этом. А в том, что, когда ты читала его, аура в корне поменялась, и к тебе хотелось быть ближе по неясной обывателю причине. Ты как будто увлекала за собой в мир чего-то безудержно прекрасного. И могу подтвердить, что ты до сих пор еще несешь вокруг всполохи этих эмоций.
- Вы мне предлагаете терапию?! – Я рассмеялась от удачного сравнения. – Это так мило…
- Что значит этот термин? – Поинтересовался мой спутник.
- Что-то вроде регулярных процедур направленных на лечение определенных заболеваний. Ну, а я имела в виду, что вы предлагаете мне читать стихи, дабы исправить ауру.
- Да, однако…
- Нет, ну с ума сойти?! Вам тут что, медом намазано, как сэр Макс говорил?

Мило поинтересовался у нас оранжевый вихрь, появившийся на самом верху лестничной площадки приятного во всех отношениях здания. Сэр Мелифаро, видимо, изволили закончить работу и теперь направлялись к жене, полные радости и шуток.

- Ладно, еще новоявленный магистр ордена Семилистника, его часто ностальгия по прошлым убийствам мучает, но вы, леди?! Вы так грациозно отшили рабочие посягательства нашего шефа, что я не ждал… Переменили мнение? – говоря все это Мелифаро успел даже обняться со мной, чего раньше отродясь не случалось.
- Мелифаро, ты здоров? – Я, рассмеявшись, отмахнулась от него.

- Вот, кстати, подтверждение того, что я говорил. – Лонли-Локли, кажется, вообще пропустил тираду дневного лица между ушей. – Раньше бы он не приблизился к тебе более, чем на вытянутую руку, а сейчас смотрите, уже обнимается.
- А вы тут опыты ставите? – Насмешливо спросил цветной тайфун и тут же разочарованно пожал плечами. – Жаль не увижу возвращение блудного дитя, ибо у меня романтический вечер при свечах с любимой женой. Однако, я надеюсь на пересказ в лицах, незавбвенная.

Подмигнув мне, он удалился, довольный шуткой. А мое настроение испортилось, при том в раз. Напоминание о том, что придется все же встретиться с Джуффином, который вызывает у меня до сих пор необъяснимые противоречивые эмоции, не принесли радости и спокойствия. Мне вдруг захотелось развернуться и уйти, что я бы и сделала, если бы не рука сэра Шурфа, остановившая меня аккуратно, но твердо:

- А вот теперь все плохо, даже у меня заболит голова, если пробуду рядом с тобой больше дюжины минут. Что так испортило жизнь? Неужели, Мелифаро? Не спорю, он слишком эмоционален и бывает навязчивым, однако более положительного элемента трудно найти.

- При чем тут… Просто он напомнил... – Я запнулась, не объяснять же сэру Шурфу противоречивый взгляд на его бывшего шефа, который я и себе-то не могу объяснить. – Все, что было полгода назад… Все это… Извини, сэр Шурф, у самой каша в голове…

- Да, я думаю, ты правда вряд ли имеешь родство с Максом. – Лонли-Локли отпустил мой локоть и очень тихо закончил. – Тебе все же стоит сделать тот шаг, что ты намеревалась. Я, конечно, не буду, да и не могу, тебя заставлять, однако, начатые и незавершённые дела тянут за собой неприятный след и мешают идти вперед.
- Думаешь сбегу? – Я собрала остатки мужества и спокойствия. – Не бойся, это был эмоциональный порыв. Сейчас уже все в норме.
- Я рад за тебя.

Черт, я и не заметила, как перешла на «ты». Поэтому, входя в управление, я думала ни о коварном начальнике Тайного Сыска, ни о том, что хочу домой, а о том, не совершила ли я бестактность относительно Лонли-Локли. И как мне ее исправить, если да? И если он меня не поправил, значит ли это, что мы друзья? И…

В общем, огромное количество бредовых мыслей крутилось в моей голове, тем самым я упустила свою «жуткую ауру» из вида, она по немного рассеялась и удар от Начальника тайного Сыска я приняла почти в упор и без бронежилета.

Меня как будто ударило током, как только я встретилась глазами с Джуффином, стоявшим на пороге своего кабинета. Однако потом стало не лучше, моментально заболевшая голова, туман перед глазами, звон в ушах и дикое непреодолимое желание упасть в обморок. Я не упала. Скорее от упрямства и чувства стыда за то, как слабо буду выглядеть при таком исходе. Однако, если бы он продолжил свою атаку, вряд ли бы у меня получилось устоять на ногах, но Джуффин внезапно лучезарно разулыбался и гостеприимно развел руками:

- Какие у нас гости, господа тайные сыщики, чувствую, будут счастливы видеть вас…обоих.
- Рано или поздно это должно было случиться. – Я выдавила эту фразу с вымученной улыбкой: голова гудела, как после пьянки. – Я и так их ежедневно вижу…
- Хотя я не уверен, что сегодня удачное время. Нам бы стоило предупредить вас…

Странная реплика Шурфа, долго говорившего мне у дверей и за ними о необходимости данного спонтанного визита, заставила меня на него посмотреть. Выглядел он как обычно, хотя чуть хмуро сдвинул брови: верный признак крайнего неудовольствия. Значит, он тоже что-то ощутил, и это что-то ему не понравилось… Однако решил смолчать, что бы все это значило? В пору мне уже начать орать: «Господа маги, что вообще тут творится?! И чем я вам не угодила?». Однако, я опять промолчала. Из гордости, из желания представить все, как досадную, мелкую неприятность, на которую я не обращаю внимания. Смешно, при условии, что все всем ясно, но, как говорится, мыши плакали, кололись, но упорно продолжали жрать кактус. Пожру еще немного и я.

- Напротив, внезапные визиты это самое замечательное. Проходите. – Он галантно пропустил нас в кабинет. Удивляюсь, как я дошла до кресла, наверное, на автомате. – Скоро прибудет Кофа с Кекки, и даже леди Меламори… А вот Мелифаро ушел, ему личная жизнь дороже рабочей. Беда с ними семейными людьми!? Правда, сэр нюхач?
Последняя реплика относилась к Нумминориху, просочившемуся в кабинет и просто с порога принявшемуся обниматься. Что в Ехо категорически не принято. Я, конечно, похлопала его по спине, что-то прошептал приветственное, но шок испытала не малый, что творится то?! Кстати, Нуми был единственным человеком, с которым я была знакома почти понаслышке, все же учить меня он вряд ли мог чему-то .

«Обрати внимание, - спасла меня Безмолвная речь сэра Шурфа, - реакция как у Мелифаро, даже сильнее, хотя вы не знакомы почти. Вот она твоя истинная аура, видимо, к тебе очень хочется прикасаться… Забавно. Возможно, дело в том, что ты делишься с людьми какой-то энергией… Ты не думала стать знахарем?»
«Ты там реши знахарем или поэтом… Хотя поэты лекари душ, как говорят в моем мире. – Проворчала я и спросила. – Но обниматься то с чего он полез? Что у меня сейчас совсем ауры тьмы нет?»
«Совсем. Это тоже не очень хорошо. Но обусловлено тем, что… - Он запнулся, но все же закончил фразу, -…случилось в коридоре. У тебя упадок сил.»
« Я потом тебя спрошу, что там случилось.»

Ехидно пообещала я и ответила, наконец, сэру Кутта, который уже добрую минуту вопрошал меня, как я живу и почему не прихожу в гости. Видимо, только будучи Нумминорихом, можно не заметить того напряжения, что висело в воздухе, хотя какое там напряжение?! Я была раздавлена и размазана по креслу. Делится энергией? Какое там! Видимо, это он со мной делился, потому как доброе слово и кошки приятно, а я далеко не кошка…

Спустя какое-то время восторженных вопросов и рассказов штатного нюхача, я начала понемногу приходить в себя. Шурф и Джуффин даже вели вполне себе светскую беседу, иногда вовлекая присутствующих. Кекки и Кофа, спасибо им огромное, пришли довольно быстро после Нуми и обниматься не лезли. Но все же я понимала, что сейчас кто-то засобирается домой, кого-то выгонят почти насильно, а кто-то почтет своим долгом вернуться в резиденцию Ордена, и я останусь с Джуффином один на один. Перспектива пугающая и не из приятных, но реальная до невозможности.

Как там говорится? «Кто чего боится то с тем и случится»? Ну вот, собственно, и подтверждения дождалась: народ начала расходится. Тут и я, собственно, подорвалась было тоже, потому что есть моменты, когда не хочу ни о чем, ни с кем говорить, ничего решать и ни на что решаться. Но от бегства уже во второй раз удержал Шурф своей безмолвной речью:

«Не стоит уходить. Дела стоит доводить до конца. Уверен, что твое отношение к сэру Джуффину неоправданно, и ты просто не знаешь, что происходит. Уверяю тебя, что я бы на твоем месте остался… Новый опыт, который…»
« У меня чувство, что он меня убьет… - мрачно перебила я его»
«Убьет? С какой стати? У сэра Халли есть недостатки, но он не убивает без причины… - Кажется, я обескуражила Шурфа»
«А вдруг она у него есть?»
«Селена, не сходи с ума, никто не собирается убивать твое драгоценное тело и сжирать на завтрак несчастную душу! – Внезапно ворвался в сознание голос виновника моих переживаний. – И отпусти уже дядю Шурфу… Я не кусаюсь. Во всяком случае, пока. И не собираюсь в ближайшее время.»
«Подслушивать неприлично.»
Оторопело огрызнулась я, скорее автоматически, нежели искренне, а вслух произнесла:
- Спасибо, Шурф за прекрасный вечер. Я пока…посижу. – Прозвучало натянуто и неискренне, но отступать было некуда, поэтому я даже улыбнулась.
- Я рад за твое решение. – Он положил руку мне на плечо. – Надеюсь, услышать твое мнение о Трехрогой луне и моем предложении завтра…
- Я завтра Шурф, вам дам ответ,
Решусь на это или нет.
И первый Вы, мой милый друг,
Поймете, чем набит души сундук! – Я сама не поняла, как строчки ложились в такое слаженное и милое четверостишье, и рассмеялась.
- Мы снова Вы? – Вместо ответа удивился Лонли-Локли, замирая в дверях. – Я думал, мы прошли этот этап на входе?
- Нет, что ты… Просто ты так долго распекал мой талант и говорил о труде, что вот… вот он ежедневный труд. Я буду вещать стихами.
- Это полезно. И также мне лестно, что ты назвала меня своим другом. До завтра. Доброй ночи, сэр Джуффин.

- Доброй… - Почти в спину ему бросил сэр Халли и наконец, поудобнее устроившись в кресле посмотрел на меня, как лиса на курицу. Хотя почему, как?
- Доброй… - Автоматом произнесла я, рассматривая все, что угодно, лишь бы не фокусироваться на светлых глазах, благодаря которому заработала себе гудящую голову и дрянное настроение.

@темы: Ехо, Джуффин, фанфики по Фраю

---

Ехо. продолжение

Автор: Анексанемун
Название: Никогда не узнаешь глубину лужи, пока не вступишь в нее

Глава третья: Год длиною в жизнь.

«Образование — период, во время которого
Вы обучаетесь кем-то, кого Вы не знаете,
о чем-то, что Вы не хотите знать»

Наверное с того самого разговора и стоит начинать отсчитывать мой путь в этом странном мире, к которому я не испытываю ни положительных, ни отрицательных эмоций, лишь одно почти подсознательное чувство, что что-то с ним не так.

Вообще, не смотря на то, что я довольно привязана к своему родному миру, здесь мне тоже было совсем не плохо, если бы рядом оказались пара десятков родных мне личностей. А так… Я привязываюсь не к месту, а к людям, поэтому весь окружающий антураж могу рассматривать лишь с точки зрения эстетической красоты и потенциального комфорта. Относительно чувства прекрасного это мира, оно мне было немного чуждо, хотя и радовало глаз. По родным пейзажам я немного скучала, потому как будучи скептиком, была уверена, что при наличии таких ярких магических энергий можно создать любую прекрасную вещь. Даже не так, грешно создавать уродливое нечто, все равно как грешно ужасно одеваться, имея деньги. В то время как моя родная паутина была вынуждена справляться без всей этой волшебной красоты, и получалось у нее в разы лучше. Иными словами, меня, как жителя севера, больше впечатляет пробившийся сквозь снег росток крокуса, чем яркие обильно цветущие круглый год тропические цветы. Хотя, да, впечатляют по первости последние гораздо больше, но к ним и привыкаешь быстрее

омут...

Собственно, как недавно открыл мне сэр Кофа, я «удивительно люблю окапываться в мелочах» и если научусь отделять зёрнышко от шелухи, то разовью в себе очень ценную способность. Но я пока больше слушала, чем что-то взращивала внутри себя. Почти все «учителя» относились к этому с пониманием и все наши «уроки» проходили в режиме прогулок, трактиров, поездок и приятных бесед. Но, думаю, вы уже догадались, от чьей опеки было трудно увернуться и с кем «уроки» напоминали «уроки», благо хоть дневник не заставили завести и двойки не ставили. Да, сэр Шурф оказался просто мега фантастическим занудой во всех смыслах слова, хотя все наперебой уверяли, что было «еще хуже». Куда уж хуже понять мне было не возможно.

Но прежде чем переходить к подробностям моего тогдашнего существования, а прошло уже около года, как я очутилась в Ехо, в паре фраз расскажу, что же произошло после того, как сэр Халли покинул спальню в доме сэра Аршара.

В принципе время, конечно пролетело не то, чтобы быстро, но и не слишком медленно. Конечно, мне не было куда торопиться, в отличие от известного нам Вершителя, поэтому период длинною в год показался мне нормальным для «раскачки», скажем так. По опыту, для меня год критичная фаза: в течение этого времени, как бы происходит ломка, и я любо сживаюсь с окружающей реальностью, либо впадаю в уныние и саморазрушение.

***

Когда Джуффин ушел, я оказалась наедине с сомнительной действительностью, в которой теперь и отныне я предоставлена сама себе. Конечно, вокруг будут люди, да и руководитель Тайного сыска, недвусмысленно дал понять, что никто меня не собирается бросать в лапы чужого мира. Это, конечно, лестно, но я от природы обладаю двумя существенными недостатками: гордость и крайняя самостоятельность суждений. Я сейчас без патетики и ложного бахвальства отмечаю эти качества моего характера, потому что в нынешнем контексте очень уже они мешают: ничего не хочется спрашивать и все осознать самой. Губительный коктейль, который в лучшем случае приводит в дом умалишенных, в худшем, на тот свет.

Кстати говоря, мне кажется, что кандидатура Щурфа в наставники была выбрана не случайно и основывалась на том, что именно спокойствие, терпение и тактичность Лонли-Локли уберегут меня от скоропалительных выводов и опрометчивых решений. Забегая вперед, отмечу что сэр Халли не ошибся, потому как в отличие от него самого, кстати, глава ордена Семилистника не вызывал у меня нескончаемого желания оспаривать просто звук его голоса. И то хлеб.
И так, весь остаток дня меня развлекал приятными беседами и томными взглядами сэр Аршар-младший, а также изысками местной кухни, поданными в интимной обстановке, приличествующей между двумя друзьями.

Вообще, с Кореахом мы очень быстро подружились, он был легким собеседником, внимательным слушателем и осторожным ухажёром. И у него был один очень явный плюс: я ничего о нем не знала, потому как Макс мало интересовался политикой и не освещал жизнь замечательных деятелей Ехо, кроме горстки своих друзей.
За что ему, конечно, спасибо. Потому как нет ничего более трудного, как составить свое мнение о людях, о которых ты уже знаешь понаслышке слишком много, включая личное отношение повествователя. При всем разуме, трудно доверять предложениям Джуффина и не искать в них подвох, сложно видеть в Мелифаро нечто большее, чем взрыв вулкана, находить Меламори не такой уж милой, хоть и интересной личностью, а Нумминориха не таким восторженным идиотом, как он был представлен. Почти нереально скомпилировать реальность с представлениями другого человека, еще сложнее наложить на все это свой взгляд на вещи.

Возвращаясь к первому вечеру в Ехо, отмечу, что сэр Шурф проявил не дюжую скорость и тем же вечером лишил меня приятного общества моего нового знакомого, лично заявившись за мной, дабы отвезти в их с Хельной дом. При трогательной попытке Кореаха воспротивится этому решению и предложить остаться мне до утра, Лонли-Локли сдвинул брови и с многозначительным видом прочитал лекцию о нравах и обычаях приличных и благородных людей города Ехо. Суть ее сводилась к тому, что благовоспитанной девице не гоже находится в гостях у малознакомого мужчины долго время, да еще проводить в его доме ночь. Судя по желавшему возразить ему сэру Кореаху, эти нормы отмерли лет сто назад, а то и больше. Но оспаривать решение этого удивительного человека не во власти просто смертного, это уж точно. Под натиском логики и знаний, мой хозяин сдался и лишь жалобно спросил, может ли он увидеть меня в ближайшее время. На что получил пусть и не охотный, но утвердительный ответ.

Уже в амобилере открылись удивительные подробности моей биографии, о которых сэр Джуффин давеча умолчал…

***

- Извините, сэр Шурф, но я не очень понимаю, откуда взялась такая скорость по моей транспортировке? – Я внимательно рассматривала улицы, прохожих, дома и деревья, при этом, не забывая интересоваться волнующими меня вещами. – Я, понимаю, конечно, что вам меня вменили, но я вполне могла бы просидеть еще одну ночь тут, не беда… Да, и сэр Аршар вполне достойный господин…
- Я не буду ничего говорить вам о достоинствах господина Аршара, ибо мое мнение в корне расходится с вашим, однако вы его еще слишком мало знаете, поэтому… - Монотонно, не отрываясь от дороги, произнес Лонли-Локли.
-…пребывать с ним ночь в одном доме опасно для жизни? – Удивилась я.
- Вы уверены, что не имеете никакого родства с небезызвестным сэром Максом? – Неожиданно иронично спросил он меня. – Ваша манера перебивать собеседника…
- Не имею. Но, извините, я постараюсь вести себя прилично. - Я улыбнулась: уж такого родства мне точно не нужно.
- Отвечая на ваш вопрос скажу лишь, что сэр Аршар применил все свое умение дабы… - Он подбирал слова. - …обаять вас, маленькую, мало что знающую провинциалку, которая показалась ему весьма привлекательной.
- За «привлекательную» спасибо, однако «показалась» наводит на мысли. И мало знающую провинциалку я еще могу понять, чую, сэр Халли рассказал ему дивную сказку. Но, «маленькая»!? Это уже ни в какие ворота не лезет…
- Вы очень молодо выглядите. – Заметил он.
- Спасибо. – Хмыкнула я. Вот и поговорили.
- Это не комплемент, констатация факта, который, кстати, скорее, будет вам мешать. – Шурф покачал головой. – Именно поэтому, сэр Джуффин предложил представить вас несовершеннолетней. И когда я услышал этот факт, то поспешил забрать вас из дома сэра Креаха, дабы не пошли толки.
- Несовершеннолетней, значит? Ага… Какие еще особенности моего бытия от меня утаили. – Я закатила глаза. – И когда же я смогу водить свой первый амобилер и бегать в Квартал свиданий?
- Я понимаю, что вопрос риторический, ибо амобилер можете водить хоть сейчас, а посещение квартала свиданий обусловлено вашим истинным возрастом, а не названным. Никаких особенностей я более не приметил, кроме временной потери памяти.
- Я очень надеюсь, потому что лучше все узнать о себе сейчас, чем в самый неподходящий момент.
- Мы не можем узнать о себе все. Ни сейчас, ни в любые моменты, подходящие или нет, к сожалению, и каждый раз получаем новую информацию – Назидательно подытожил Шурф.

***

Вообще я даже рада была уехать от своего незадачливого воздыхателя, все же сейчас меньше всего хотелось фокусироваться на личностных отношениях, с собой бы разобраться, уединиться, изредка отвлекаясь на волшебные мастер-классы. Как я себе тогда это представляла. Однако, дом Лонли-Локли был даже больше, чем подарок желающему уединиться. Мне казалось, что там можно бродить часами, а то и днями, плутая в коридорах и путаясь в дверях, иногда натыкаться на кухню и ванную комнату, а потом плутать дальше. Все же эти необъятные еховские помещения невольно наводят на странные мысли о психологических проблемах и комплексах. Но это уже мои личные тараканы, и мне с ними и жить.

***

Леди Хельна встретила меня и вправду, как свою маленькую и потерянную племянницу. Обнимала, кормила, давала советы и ужасно радовалась, что все так замечательно вышло, что теперь у нее будет почти своя взрослая дочь, чем повергла меня в небольшой шок.
Именно он стал первым шагом на моем знакомстве с безмолвной речью, Шурф послал мне Зов, дабы спасти от неловкости, о которой почему-то забыл напомнить в амобилере.
«Моя жена не в курсе перипетий вашего появления. Мне пришлось немного…поколдовать, так что она считает Вас своей племянницей и учтите, вы присутствовали в доме, во время нашего с Максом визита в гости к Кутыкам.»
«Какая прелесть, сэр Шурф!?»
Сама не заметила, как перешла на безмолвною речь и как обучилась. То ли злость помогла, то ли это не так страшно, как кажется. Совсем оказалось это не сложно и очень удобно, а судя по лицу сэра Шурфа, он меня услышал и был крайне удивлен.
- Дорогая, Селена, тебе стоит обязательно отдохнуть. Все эти удивительные события… Я надеюсь, что тебе у нас понравится, как я поняла ты приехала учится магии? Это похвально, однако не уверена, что ты попала в приличествующую молодой девушке компанию… - Леди Хельна насмешливо покосилась на мужа и подлила мне еще камры, которая к слову, произвела на меня впечатление слабо заваренного чая.
- Вы знаете, не далече, как полчаса назад ваш доблестный супруг говорил что-то подобное о моем желании общаться с сэром Аршаром… - очень светски и очень ехидно заметила я.
Леди Хельна рассмеялась:
- Да, с точки зрения «блестящего знакомства» общаться с ним стоит, а вот с точки зрения «порывов чувств» советую выбрать объект, отличающийся большим постоянством и нравственными позициями.
- Ах, вот оно что… А…
«Я хочу Вам напомнить, что вы малообразованная девушка из графства Хотта, при том совсем юная и напуганная»
Сэр Шурф почтил меня своим вниманием, силясь воззвать к разуму и легенде. Вышло у него не очень уверенно, как будто сам уже сомневался в том, что эта идея есть хорошая идея. Я усмехнулась и продолжила:
- А мне он показался таким милым…
- Милым да… - Хельна отпила вина. – Но н более того. Хотя я чувствую то ты умная девочка и быстро поймешь что к чему. Главное не забывай, что тебе всегда есть с кем посоветоваться.

***

Главное, что эту фразу мне, как мантру, постоянно говорили все. Наверное, я задавала слишком мало вопросов и вообще проявляла минимум из допустимой инициативы.

«Умная девочка» довольно быстро приспособилась к жизни в столице Соединенного королевства. Первое время все шло просто замечательно, я была занята с утра до вечера изучением устройства этого мира, моды, правил хорошего тона, а также многочисленными прогулками, встречами и «уроками».

Истосковавшееся малое сыскное войско с удовольствием развлекалось новой диковинкой, а я потихоньку обживалась. Сфера влияния и обучения сразу была поделена. Кекки и Кофа водили меня по трактирам и кормили огромными кусками информации, щедро приправленными соусом из сплетен и слухов и вкусной еды. Меламори на пару с леди Хельной решили сделать из меня «настоящую леди», хотя я упорно желала начать поизносить что-то типа «А-О_Э» из знаменитой голливудской истории. Вообще стараться особо им не пришлось и если бы не странное произношение, я бы давно уже могла быть принята за обычную горожанку. Нумминорих любил приглашать меня к себе в гости, и я довольно быстро подружилась с его женой, а с маленьким исчадьем ада у нас был пакт о ненападении, хотя и находила его забавным. Мелифаро и Кенлех любили показывать мне старый город, и какие-то невообразимые коллекции чего-то странного в черте города. Казалось, что обучаюсь не только я но и его прекрасная супруга. Ну, а на долю Шурфа выпали философские беседы о смысле жизни и магическая практика, которая давалось мне как-то совсем тяжело, при том, что вес в унисон твердили, что со мной «все в порядке».

Вначале мне казалось, что им интересно со мной всем, потом мучали подозрения, что все это в тягость и навязано извне, потом я смирилась с тем, что все так и должно быть. А потом неожиданно мне показалось, что просто сейчас, именно в этот момент, наше общение нужно нам всем, что я без него вряд ли смогу тут обосноваться, а я для них что-то типа лекарства от скуки, к которому, впрочем, вполне неплохо относились.

По истечении полугода я вполне себе сдружилась со всеми, хоть и моя «тетя» Хельна не одобряла данного выбора, ввиду его опасности и неизвестности. Однако ее мнение не разделял сэр Шурф, с которым они бывало спорили о моем будущем, прямо как настоящие родители.

***

- Тебе стоит понять, что такой круг общение допустим для тебя, но не для юной особы, которой необходимо составить свое личное счастье. – Заметила ему однажды Хельна во время «семейного обеда» в трактире с трогательным названием «Дремучие сласти». Местечко милое и довольно вкусное, хотя и с пугающим намеком на вечный вкус сахара на языке.
- Откуда ты можешь знать, что составит ее личное счастье? – Тут же парировал Шурф, не отвлекаясь от тарелки. – Помнится тебя саму идеи о «дворе», «партии» и «достопочтенности» вводили в глубокую тоску…
- Так то я, сумасшедший поэт… - Рассмеялась его жена.
- Так я тоже пишу стихи… - Ляпнула и тут же осеклась. Во-первых, не уверена, что это соотносится с легендой, во-вторых, кто его знает, как тут относятся к поэзии в устах мелких недорослей, ну, и, в-третьих, тут сидит такой ценитель, а я вот влезаю со своей глупостью.
- Да?! – Восхитилась «тетя», как будто сама меня научила. – Вот удивительно! Мы так похожи…
- Интересно. – Вежливо уточнил Шурф: вот и пойми интересно ему, или это он так, для поддержания беседы. – А ты давно этим занимаешься?
- Почти всю жизнь. - Засмеялась я, вспоминая свои семилетние упражнения в рифмовке «мама» и «папа», а также «пчелка» и «елка».
- Молодец. – Ободрила меня Хельна и приступила к десерту, даже не попросив почитать к моему великому сожалению.
Однако внезапно проявился Шурф с тактичным интересом по безмолвной сети:
«А могу я на правах наставника поинтересоваться, правда ли это? И в случае правды попросить ознакомить меняс чем-то?»
«Конечно, правда. И, конечно, можете. По сути ведь любому человеку приятно, когда его произведения просят почитать. Вот моя «тетушка» никак не проявилась…»
«Твоя «тетушка», как ты выразилась, просто не является твоим учителем, чтобы, минуя правила хорошего тона и уважения личного пространства, обращаться с такой просьбой.»
«Какая прелесть!»
Последнее время этой фразой я заканчивала почти все свои беседы, потому как просто не находила белее иных слов.

***

Но время шло, первый мой год начал подходить к концу, а по сути, не было никаких результатов. В магии я не блистала, чем себя занять не знала, от кавалеров отбрыкивалась всеми руками и ногами. Общение с интересными людьми всегда общение приятное, но очень часто абсолютно бессмысленное, потому как ты мало чему можешь научиться, если не хочешь или не можешь. Я так и не могла понять, какой вариант мой.

И еще начали происходить какие-то непонятные вещи, о которых я не спешила рассказывать ни Шурфу, ни кому было бы ещё. Фактически, оказавшись тут я не прекратила свои практики сновидений, медитации и другие вещи так неплохо помогавшие мне в другом, в моем мире.

По сути я сразу поняла, что здесь все происходит иначе, но останавливаться не желала, хотя настроение все чаще портилось, а то и скакало похлеще любого кузнечика. Я становилась более раздражительной и злой.

Откровенно говоря, иного результата я могла и не ждать. По сути, все эти развлечения с сознанием и «выходом в астрал» рано или поздно должны были привести меня туда, где я нахожусь сейчас. На край пустыни самосознания.

Это место, когда ты еще не выбрал путь, но уже понимаешь, что его отсутствие ведет в никуда. Самое сложное на этом этапе не забыть зачем ты здесь, что нужно делать… Очень часто размышление о мире и о своем месте в нем это не что иное как банальный побег от проблемы, то есть нахождения этого самого места. А все до избитого просто: ничего ты не находишь, пока не ищешь.

Конечно, можно сказать, что собственно искать нечего и так все ясно. Но эта идиома кране похожа на идиому про то, «что все мужики козлы», а «все бабы дуры»: по тексту ясно, но, по сути, понятно мне не было никогда.

Правда, это сейчас я такая умная, а тогда понять все это было почти невозможно. Расставить все по полочкам помогла незатейливая беседа с Джуффином, который однажды навестил меня дома, в смысле у Шурфа дома.

Тут стоит оговорится, что с момента расставания в злополучной спальне я сэра Халли видела пару раз всего и то мельком. Казалось, что он всячески меня…нет, не избегает, игнорирует. Хотя такой расклад меня вполне устраивал, присутствие Джуффина вызывала во мне приступы головной боли и черную меланхолию. А еще я была уверена, что чем-то ему не очень приятна, хотя понять чем не могла.

Тем более была удивлена его появлением в северной гостиной, когда мы с Хельной мирно пили камру и говорили о всяких пустяках. Очень галантно отослав мою старшую «родственницу» Джуффин изъявил желание выслушать, как у меня дела и вначале, честно, битых пять минут, слушал, что у меня все нехорошо, что никаких возможностей к колдовству у меня нет, а также нет настроения, сил и желаний. Попал он на неудачный момент смены настроений, хотя, как показало будущее, весьма на удачный в итоге.

***

- Просто невозможно оценить степень собственного могущества, если ты постоянно ничего не пытаешься сделать…

Джуффин раскурил трубку и, улыбнувшись, откинулся в кресле большой комнаты. Хельна куда-то запропастилась, чую, сэр Халли попросил ее не торопиться с камрой. Я поежилась под взглядом раскосых серых глаз, даже не встречаясь с ним взглядом, я понимала, что передо мной нечто абсолютно могущественное. *
Оговорюсь только, что сразу захотелось куда угодно: на улицу, в трактиры, и даже спать в заброшенных домах, как делают бродяги. Лишь бы не сидеть тут. А также хотелось домой. В Ехо хорошо попадать тем, у кого нет прошлого и настоящего, а также тем, кто не особо желает связывать свое будущее с той реальностью, где родился. Но я то… я то совсем другое дело.

- Вы это зачем сказали? – Спросила я, понимая, что продолжать беседу нужно, даже, если я этого не хочу.

- А ты как думаешь?

- Никак. – Я лукавила, конечно, прекрасно осознавая, что Джуффин намекает на то, что я упрямо сопротивляюсь обстоятельствам, игнорирую все хорошее, что происходит в жизни, и не желаю ничего делать.

- Ты понимаешь, что это упрямство доведет до беды вторично? – Усмешка промелькнувшая на его лице погасла. Теперь передо мной сидел очень серьезный немолодой джентльмен.

- Вторично?

- Вторично. – Он кивнул. – Фактически то, что ты потеряла свой собственный мир уже беда. И то, что мир тебя обратно не хочет тоже.

- А что может быть что-то хуже?! – Я рассмеялся и тут же осеклась.

- Сама понимаешь, что может. Во-первых, ты можешь потерять и этот мир… А что обретешь взамен? Молчишь? То-то… Тот, кто не ценит то, что дает ему вселенная рано или поздно оказывается лишенным всего. Это не я злой пророчу, это жизнь такая. И тебе в любом случае придется жить по ее законам, ибо все кто пытался их изменить, плохо кончали…

- А если я не хочу менять? Я хочу домой и все. – Прикусив губу, я поняла насколько по-детски звучит эта фраза, но слово не воробей и оно улетело к моему жестокому слушателю и советчику. Ему легко говорить… - Существу, не имеющему привязанностей и чувств, легко может учить «живых» жить, ведь оно не живет, а создает имитацию.

Я не успела понять, как успела озвучить эту крамольную мысль в слух и с опаской покосилась на Джуффина, но он, кажется, не рассердился вовсе.

- Думаешь это проще? Или может, ты уверена, что я действительно лишен всех эмоций? Надежд? Страхов? – Он постучал пальцами по подлокотнику кресла. – И потом, если ты хочешь домой, то нужно что-то для этого делать. Искать, стараться, вон лезть из кожи. А то выходит ты просто сидишь на берегу Хурона и ноешь в воду «Хочу домой. Заберите оттуда, куда принесли, доставьте туда, где взяли и тем способом, каким доставили». Скажешь не прав?

- Да… - Я горько улыбнулась: прав, конечно. – Но где уверенность, что я попаду домой? Что я не потрачу всю жизнь здесь на поиски своего дома?

- Уверенность? Незабвенная, ее не существует. – Джуффин встал и начал расхаживать по комнате, меряя ее шагами. – Но не в этом ли прелесть вселенной? Как скучно было бы жить, если бы изначально было бы известно все. И что бы ты сейчас делала, если бы точно знала, что не вернешься домой?

- Я бы… Ну, вначале я бы впала в уныние, потом, скорее всего, поняла, что нужно строить жизнь заново и начала бы искать выход и…

- Получается, ты знаешь, что делать?! – Заметил он и опустился на корточки перед моим креслом, положив руки на подлокотники. – Фантастическая наглость?! Так почему ты этого не делаешь? Ждешь «точного» ответа? Разочарую. Точных ответов нет, нет даже точных вопросов. По сути, чем более мы ищем точности и рамок, ответов и уверенности, тем меньше этого вокруг! Хорошо, а чтобы ты бы делала, если бы знала, что сможешь вернуться?

- Я в это верю. – Я немного оторопела от его слишком близкого приближения, но психологию оценила: сидя так, он как бы пытался казаться меньше и безопаснее, чтобы я успокоилась и расслабилась. Ага, как же?! Расслабишься с ним…

- Веришь? Но ничего не делаешь? – Он лукаво прищурился.

- Почему ничего… Вы же здесь… - Я сама наклонилась чуть вперед. Не стоит давить, ладно? И так голова трещит по швам… А впечатление вы уже произвели, да и люблюя сильных личностей…

- Кто же их не любит? Но лишь при условии, что они не хотят убить тебя. – Резонно ответил сэр Халли, расплываясь в улыбки и не меняя положения.

- Вы же не хотите. – Вопреки сильному воздействия, я не отклонилась назад, а подалась еще немного вперед, таким образом, расстояние между нашими лицами сократилось еще на какие-то сантиметры. Но то, что внешне выглядело немного странно и, возможно, малоприлично, внутри для меня похоже было со схватку с огненной стеной.

- Я нет. Но меня иное настораживает… - Он отстранился сам и вернулся в свое кресло: уступил легко, без насмешки, как будто получил, что хотел.

- Что? – Я облокотилась на спинку, чувствуя, что дышать стало проще и легче.

- Твои маски – Джуффи вновь принялся раскуривать трубку.

- Маски? – Теперь вот он меня удивил, хотя я понимала, о чем он говорит.

Маски это части моей натуры. Не то, чтобы я очень переживала по этому поводу, но иногда меня немного расстраивало, что приходилось в жизни совмещать: внешнюю и внутреннюю себя. И ещё сводить их к общему знаменателю, позволяя то одной, то второй брать время от времени верх.

- Знаете, мне всегда казалось, что это такая данность, что есть у каждого. Ведь не можем же мы все быть такими, какими видимся друг другу.

- Не можем, и не нужно. Но твои личности я бы сказал совсем другая история… - Он выдохнул облачко дыма. – Для людей свойственно казаться лучше и интереснее, чем они есть. Ты же скрываешь большее за малым. И вместо лицемерия и гордыни мы получаем нечто мало объяснимое… Кстати, ты в курсе что их две?

- Кого?

- Личностей.

- Сэр Халли, вы так трогательно намекаете, что я сумасшедшая? – Я не сдержалась от улыбки.

- Нет, ты слишком буквально понимаешь то, что я говорю… - Он призадумался на несколько секунды и тут же продолжил. – Безумие это когда ты думаешь, что у тебя внутри есть еще одно «я», твой случай – оно и вправду там есть. Такая теневая личность я бы сказал. Очень необычная.

- Ну, спасибо!

- Не за что. По сути ты понимаешь, что я прав. Ты все время пытаешься показать свою первую личность: добрую, хорошую и понимающую. Но ты никогда не замечала, что люди тебе не верят? Они как бы боятся твоей доброты, помощи, любви. Не все, конечно, но многие. Единицы могут разглядеть искренность и не побоятся рассмотреть тебя поближе. Но тебе этого мало… Да?

- Я не…

- Не уверен. Все «не» ты уже знаешь и понимаешь. Ты просто не хочешь признаться себе в том, что тянет людей не твоя поверхностная доброта, а твое глубоко сидящее зло. Даже не зло, а противоречивость, борьба необходимого с желанным. Многогранность твоей второй личности огромна, но ты упорно считаешь, ее чем-то плохим и прячешь ото всех.

- Вы сейчас заставите меня возгордиться этими сомнительными достижениями моей натуры. – Я чувствовала, как бьется сердце. Что-то внутри испытывало ужас, что-то ликовало. Неужели он прав? Кого я обманываю? Сама же знаю, что прав.

- Не стоит этим гордиться, но и ругать себя за это не стоит. – Он рассмеялся. – Тебе нужно принять то, что у тебя есть и прожить жизнь, максимально используя и развивая потенциал.
- Объяснение исчерпывающей, но бессмысленное. И звучит как-то по- книжному.

- Честно звучит. На борьбу с собой ты тратишь очень много времени. И не подумай плохого, обуздать свои желания, зависимости и страсти, это прекрасно. Но бороться против природы? Сначала забавно, потом саморазрушающе.

- Это мы так мило перешли к теме моего богатого внутреннего мира от темы «как попасть домой Бельченку»? – Невинно заметила я, не зная, что сказать на эту тему еще.
- Да. По сути это то, что мешает тебе жить. Твой страх перед жизнью. Перед выбором. И постоянное обвинения себя в тех решениях, что ты принимаешь. Ты как будто боишься, что если скажешь себе «а, я молодец!», все исчезнет и развалится.

- А разве нет? Разве скептицизм не защищает от боли неудачи? Я готова изначально к худшему.

- Нет. Ты заранее сдаешь перед боем за лучшее. Фактически ты говоришь так «Ну, я бы, конечно, желала, но если нет не расстроюсь» . То есть ты боишься показать заинтересованность, чтобы потом не получить пощечину. Но это продиктовано не осторожностью, а страхом обиды, насмешки. – Джуффин, кажется, вошел во вкус.
- Но когда я «в омут с головой», то все происходит… ужасно. – Я прикусила губу, сколько было таких глупостей в моей жизни.

- Когда ты говоришь « Я этого хочу!», Вселенная уважительно смотрит на тебя и думает «Ага, она сильна и смела. Испытаю ка я ее», и чем ты сильнее, тем больше испытаний. То есть и отказов больше и преград, но и цели есть яркие, желанные. А пока ты сидишь, спрятав голову по подушку, повторяя « Да, не надо мне этого, но Вы бы могли и дать…» Вселенная, во-первых, путается в том, что тебе необходимо. Во-вторых, жалея твою немощь и слабость, не дает тебе до поры до времени тебе пинка, но и шанса не дает. Фактически, ты что-то вроде незваного, но тактичного гостя на празднике жизни. Его и покормят, и напоят, и даже может он выиграет в конкурсе на получение яблока, но всем на него наплевать, никому он не нужен, и если на него упадет стол, никто не расстроится. Чувствуешь разницу? В первом случае на тебя стол роняют, и если ты вылезаешь, то дают приз, во втором, просто могут зашибить ненароком. Кто не творит историю, попадает в ее шестерёнки, а кто не творит свою жизнь, становится частью чужой жизни, где он не особо нужен, но его терпят по ряду причин.

- Да? Но итог то один: стол все равно падает. И не важно, был ли ты героем или глупцом, на тебя все равно упадет стол. Так не проще ли быть готовым и ждать падения, чем нестись с криком «Нет, он не упадет!»?! – Я понимала, что начинаю спорить ради спора, опять это «эффект» голоса.

- Я говорил это? Давал гарантии, что стол НЕ упадет? Или говорил, что делать, чтобы он НЕ упал? Я как раз объясняю тебе, что стол в любом случае упадет, но от тебя зависит, будешь ты охотником или жертвой. Все от ощущения себя. Можно сказать «Ах, на меня упал стол. Жизнь кончена», а можно «Упал стол. Тяжело. Но вылезу». Есть разница?

- Есть. Но и стол тоже есть. Я хочу быть героем только в условиях отсутствия стола. Чтоб мне дали гарантию, что стол не упадет или упадет на кого-то другого, или упадет, лишь слегка задев. Не хочу я вылезать из-под столов! Ни по своей воле, ни по прихоти Вселенной! – Выпалила я предельно честную, но абсолютно глупую мысль своего сознания.

- Но кому ты будешь нужна, если не будет столов? Ты и себе-то нужна не будешь… - Сэр Халли развел руками.

- Не знаю, я бы жила счастливо. Я даже в игры играю, только осознавая, что преимущество на моей стороне. Не люблю проигрывать. Проще не играть.

- Проще не жить? – Он усмехнулся, выпустив очередное кольцо дыма. – Ты же просто боишься жить! Только и всего. Потому что жизнь не дает преимуществ, она предлагает условия. Не бывает самих по себе счастливых и удачливых, все достигается трудом, ошибками, падениями, разбитыми коленками самоуверенности, сединами опыта. А ты хочешь сесть на трон, не замарав рук в крови, а совести в интригах. Даже не так, ты боишься не страха и ужаса окружающих людей, ты боишься их насмешек и призрения. Ты пытаешься показаться равнодушной, потому что боишься того, что твои чувства растопчут.

- Разве нет?

- Растопчут, конечно, посмеются и забудут. Но это не твоя жизнь и не твоя история. Люди… они и так смеются, и твое показное равнодушие их не трогает и лишь заставляет еще больше показывать тебе свои жестокие чувства, на которые ты отвечаешь безыскусной маской. Вот истинное безразличие способно тебя защитить от их мнения, но достичь его можно лишь падая, спотыкаясь о камни, а, не обходя их стороной.

***

Я уже и не помню, о чем еще мы говорили. Одно стало ясно, что с этого момента мне нужно что-то решать. Когда идея витает в воздухе от нее можно отмахнуться, но когда она озвучена, тут в игру вступают совсем иные силы. И у нас больше нет шанса отступить назад.

@темы: Джуффин, Ехо: Фанфики по Фраю

---

Ехо. продолжение

Автор: Анексанемун
Название: Никогда не узнаешь глубину лужи, пока не вступишь в нее

Глава вторая: Милые люди

«В каждой точке пересечения любая встреча
предлагает потенциально новое
направление.»

Все-таки есть что-то удивительное в этом ощущении, когда сначала бывает нестерпимо больно, а потом отпускает, и жизнь возвращается на круги своя. Вот уж, воистину, был прав тот, кто сказал, что, чтобы осчастливить человека , нужно сначала сделать ему плохо, а потом так, как было. По природе мы крайне предсказуемые животные, как ни крути. Именно по это причине и мой организм, в раз потерявший все свои физические страдания, нежился в неге забытья и комфорта, а я вместе с ним. Но недолго. Ибо умение наслаждаться нирваной есть тоже искусство, а им овладевать стоит все же дома, а на не неизвестных просторах чужих миров.
«Какой интересный был сон…» вот первая мысль, что пришла в голову, когда я, потягиваясь, переворачивалась на другой бок, а вот вторая была уже менее длинной и более подозрительной: «Сон?».

Осторожно открыв глаза, и приготовившись облегченно вздохнуть, я чуть не закричала в голос: лежала я в ворохе каких оранжевых одеял и подушек, на огромном матрасе, занимавшем почти всю не малых размеров комнату, почти заполненную солнечным светом. Вообще-то, что-то сумбурное про свои утренние похождения в мире разноцветной брусчатки я помнила, но искренне верить в то, что это случилось на самом деле, не желала до самого последнего мгновения. И, похоже, оно, наконец, наступило.

- Не сон… - Я готова была биться головой о стены, но, они тут кажутся такими мягкими, поэтому ограничилась утробным рычанием.
- Не сон, незабвенная! Но это не повод расстраиваться, скорее наоборот. – Раздался веселый мужской голос где-то в районе изголовья этого творения человеческой любви ко сну и отдыху. Если можно найти изголовье у данной…кровати.

в омут...

- Думаете? – Весьма искренне заметила я, даже головы в сторону говорившего не поворачивая. С одной стороны, я думала, что если так сделать, то он исчезнет вместе с дурной обстановкой, страшным сном и выдуманным городом, с другой, накатившие волны позитивного равнодушия, на фоне монохромной истерики, намекали на то, что все проходит, пройдет и мой гость. Или уйдет. И дверь желательно за собой закроет.
- Удивительное ощущение, когда у тебя ничего не болит… – Начал пространно рассуждать незнакомец не меняя места своей дислокации, но и не делая попыток оставить меня одну. – Вообще. Люди так наивно рыщут в поисках счастья, неведомого и неуловимого, что забывают, как оно рядом. Как просто испытать невиданное блаженство от того, что можешь вдохнуть полной грудью, расправить плечи и кричать в полный голос. Делать все это, не боясь скрутиться в болевом позыве, это ли не то самое наслаждение в чистом виде?
- Это вы так изощренно издеваетесь? – На всякий случай ехидно уточнила я, потому что теперь окончательно догадалась, кто притаился за моей спиной.
А что, все верно. Фактически, такими, как я, он и должен заниматься. Стало интересно, как же он выглядит на самом деле, и я чуть дёрнула голову, но в самый последний момент передумала. Почему объяснить не могу. То ли природная вредность, то ли нежелание показаться заинтересованной. Не смотря на то, что любопытство и живой интерес к происходящему вокруг имели место, я упорно держала их в узде равнодушия и злости. Пока выходило очень даже неплохо, но оборона слабела.
- Ну, почему сразу «издеваетесь»?! Вы живы и теперь почти здоровы. Чем плох такой расклад? – Рассмеялся мой визави и вышел, к моему великому сожалению, из тени на свет, остановившись прямо напротив. Ну, да. Джуффин Халли, собственной персоной.

Ну, что я вам могу сказать про начальника Тайного сыска и главного интригана в придачу? Импозантный дяденька, высокий такой, худощавый в серебристом ворохе благородной ткани и с таким лицом… с таким лицом…

Собственно, есть два типа лиц. Одни очень трудно вспомнить, другие хочешь, а не забудешь. Посередине этих крайностей, правда, существует такое понятие, как «особые приметы», но это из криминалистики, а простые добропорядочные люди называют это «удивительные глаза», «такой изгиб рта», «родинка у виска», «нос немного с горбинкой». Это и дает нам ложное мнение о том, что мы можем запомнить лицо человека. Можем лишь по определенным признакам, а если их убрать, то не вспомним никогда.

Лицо моего гостя было не ясно, из какой группы. С одной стороны, на него нельзя было не обратить внимания, хотя черты были не совсем правильными, но и не так, чтоб с какими-то особенностями, за которые мог бы зацепиться взор смотрящего. С другой стороны, это лицо можно было бы забыть, как только его обладатель отвернется, хоть на секунду. И казалось, что какая-то неведома мощь, какая то сила заставляла или помнить, или забывать, мало советуясь с собственными впечатлениями.

Забегая вперед отмечу, что именно с этого злосчастного лица и его обладателя началась моя встреча с миром магии. Не скажу, что буду помнить ее до конца своих дней, но отпечаток остался. И потом, от встречи со светлыми, раскосыми глазами, у меня разболелась голова. Не сильно и ненадолго, но очень неприятное было ощущение скажу я вам. Какое-то липкое, холодное, как раздавленная и подмороженная утренним осенним морозцем улитка.
Однако лучше сейчас вернуться к классическим описаниям внешности героя. И так, на месте описуемого, мы имеем: лицо овальное, немного вытянутое, смуглое, глаза раскосые, светлые, хитрые и холодные, губы обычные, невыразительные, нос чуть с горбинкой, брови темные. Иными словами, «Слон полосатый, редкий, очень любит рыбий жир».

- Вы на мне дырку просверлите. – Рассмеялся Джуффин и галантно прикрыл глаза рукой, произнес приветственное обращение друг к другу приличных граждан Соединенного Королевства. – Счастлив назвать свое имя, сэр Джуффин Халии.
Ага, знаю я, как вы счастливы. Наслышаны. Нет, начитаны. Я чуть не фыркнула, но вовремя спохватилась, что нужно вести себя прилично, и что личность, стоящая передо мной может убить меня и мизинцем не шевельнуть. Поэтому быстро приняла более приличествующий положению вид, хотя вместо обычного «Здравствуйте», выпалила совсем странное:
- Я знаю.

И чуть сама не расхохоталась: вышло это почти, как кадр из фильма. Только обычно герои полтора часа экранного времени ждут, чтобы произвести на своего скрытого соперника фурор какой-нибудь незатейливой, но крайне тщательно подобранной фразой. А тут, вдруг, я сумела ляпнуть и «просто в яблочко попасть, почти не целясь». Забавно, конечно, да и Джуффин удивленно приподнял брови, но все же стоит объяснить, а то подумает что-то не то, и испепелит на месте, просто так, на всякий случай:

- Я про вас читала… - Ноль реакции. - В книжках… Ну, которые Макс написал.

- Ах, вот оно что… - Не то, чтоб он удивился, но объяснение его удовлетворило и, кажется, что то прояснило. – Теперь я вообще удивлен, что … А как ты тут оказалась?
Поняв, что отделаться парой фраз не удастся, я рассказала более подробную, но не намного более длинную, версию моего прибытия в Ехо. Сэр Халли стоял у окна, молча слушал, разглядывая что-то по ту сторону стекла и выглядел довольно спокойно.

- Интересно… - Когда я закончила свое горестное повествование, он повернулся ко мне с каким-то странным выражением лица. – Ты что-то хочешь попросить?
Еще бы я не хотела?! Тут магом никакого уровня не нужно быть, чтобы понять, что я хочу «что-то» попросить. И ясно даже что.
- Да. Верните меня, пожалуйста, домой… - Попросила я, стараясь придать голосу твердость, но, по сути, чувствуя себя Элли в замке Гудвина.
- Не могу. – Развел руками мой персональный «великий и ужасный».
Я что-то такое подозревала. Уверена была, что будет какая-то пакость, какая-то нерешаемая проблема, что-то, что помешает мне без проблем и проволочек вновь оказаться дома. И вот, пожалуйста, получите и распишитесь в том, что домой вас на голубом вертолете…или трамвае не отправят.
- Не можете? – На всякий случай уточнила я. – В моем случае это ваше «не могу» синоним «не хочу», «не нужно» или разыгравшееся лисье любопытство, хотя понятия не имею, что может быть во мне, обычном человеке, любопытного?
Мой ответ его повеселил, настолько, что он наколдовал небольшое креслице, поставил на «матрас мечты», сел и принялся раскуривать трубку. Пока он предавался столь умиротворяющему и длительному процессу, я успела обдумать все его возможные ответы и свои же возникшие вопросы .
- Любопытного в вас много. – Игнорируя мой первоначальный вопрос, заметил он, выпустив клубок дыма. – Хотя бы одно любопытно, что пересекая границу мира вы, будучи «обычным человеком», не умерли в одночасье. Ваш мир, как когда-то было сказано Максу, своей паутиной оплетает всех, кто там родился, и никому не удается ускользнуть. Думаете это метафора? Нет. Прямая констатация факта. Ваш мир никого не выпускает. То есть фактически, как только Вы переступили порог нашего мира, должны были умереть. Что, собственно, и происходило. Вы не просто не могли дышать, наш воздух был для вас непригоден в принципе. Ваш мир очень удачно позаботился о том, чтобы его обитатели могли дышать лишь его воздухом. Такой пустяк, а сколько возможностей сразу исчезнет.
- Но я же жива… - На всякий случай я глубоко вздохнула и не испытала ровным счетом никаких неприятных ощущений. Что обрадовало меня несказанно.
- Вот тут начинается самое интересное. Конечно, Зотто Агари не просто талантливый знахарь, но и немного знаком с истиной магией, а я не самый плохой колдун, но мы лишь успели так сказать помочь вам на самом, скажем, последнем этапе. Как ребёнку родиться. Все остальное вы как-то проделали сами. Очень хотелось бы знать, как… - он задумчиво посмотрел на меня.
- Мне бы самой хотелось знать… Ничего я вам не скажу, ибо сама не в курсе, если что.
- Да, по сути, и говорить нечего, ответ на вопрос «как» найдется со временем. А пока можно сделать вывод, что вы живы и живы на половину благодаря самой себе.
- М-да?
- Судите сами, с первых мгновений вы не погибли, хотя могли: непереносимость воздуха это нечто выходящие из ряда мелких неприятностей. Но вы, пережив первую волну, приучились даже дышать изначально непригодным материалом. Ну, а остальное… Это то, что у нас называют удачей, у вас, вроде бы, тоже. Во-первых, вы выпали из Хумгата не где-нибудь, а недалеко от дома сэра Кореаха, одного из самых влиятельных царедворцев нынешнего времени. Во-вторых, в то самое время, когда его сын отправлялся на учебу в Университет. В-третьих, вам сразу вызвали старика Зотто. Ну, а, в-четвертых, он связался со мной. Вам не кажется, что эту цепочку событий сложно назвать случайностью?
- Случайностью сложно, счастливой случайностью – нет. – Я усмехнулась. – Но вы не ответили на мой вопрос. На главный вопрос.
- Не могу, значит, не могу. И не потому, что не хочу. – Он как-то грустно улыбнулся. – Почему ваш мир вас выставил за порог, я не знаю, так как все время считал, для ваших людей это в принципе невозможно, кроме как по специальной проложенной тропе, путешествовать в Коридоре. А это уже накладывает на меня обязательства …
- Какие?
- Ну, за что то же выгнали вас… - Джуффин легко рассмеялся, глядя как меняется выражение моего лица. – Не, стоит так пугаться. Я не чувствую, что вы можете принести вред нашему миру, поэтому гнать в три шею не буду, даже в одну не буду. Живите на здоровье.
- Вот спасибо! А как не подскажите? – Я понимала, что на него тут злиться глупо и как-то неблагодарно, но поделать ничего не могла. – Извините…
- Да, все в порядке… Я бы на вашем месте тоже не особо радовался, но за жизнь отстоянную таким трудом все же поборолся.
- Но почему вы меня не можете вернуть?
- Потому, что двери вашего мира наглухо закрыты не для входа всем. А для лично входа вам… - Он пожал плечами. – И когда они откроются, если вообще откроются, то спрашивать не придётся, сами это поймете. Я понятно объяснил?
- Мягко намекаете на то, что меня изгнали? – Я не верила своим ушам. Нет, конечно, пай девочкой никогда не была. Но и ничего такого, за что меня стоило выгнать из собственного мира, не делала точно, ну, в больших масштабах.
- И не думал. Может он вам такой подарок сделал, или вообще не заметил, что вы выпали, а возиться с вами нет времени и сил. Вам только одно стоит понять, - внезапно жестко произнес сэр Халли. – что теперь вы тут, и вам нужно как-то с этим жить. Довольно простые слова, но судя по тому, что я вижу, вам нелегко будет приспособиться…
- Магией не владею? – Я не знала уже плакать или смеяться.
- При чем тут магия! – Отмахнулся Джуффин. – Этого добра достаточно во всех, и если уж вы прошли сквозь Хумгат, не умерли в первые десять секунд и нашли таки меня… Думаю, с этим у вас проблем не будет. Гораздо хуже вам будет совладать с собой, со своими привязанностями, со своим желание вернуться в свой мир…
- Думаете так легко отказаться?
- На счет легко утверждать не буду, но если вы не хотите существовать тенью в этом мире, придется принять то, что в тот вам не вернуться. Хотя бы пока. – Он встал, кресло растворилось.
- И как… - Начала, было, я.
- Я, честно говоря, не знаю даже, ЧТО с вами делать. – Он комично развел руками. – Только все наладилось, сотрудников почти разогнал, контору прикрыл, а тут такая незадача.
- Я не уверена, что вам нужна. – Начала я осторожно, понимая, что разговор про контору – дань вежливости. Кому я там нужна? Без особых способностей, опыта и хотя бы знаний мироустройства. – И не уверена, что мне нужно…
- Все-то она знает… - Сэр Халли закатил глаза к потолку. – Один у меня был: ничего не знал, в рот смотрел и в неприятности влипал. Что ж, сам придумал, сам получил. Но вы-то леди?! Самая настоящая, из плоти и крови и туда же, но с другой стороны. Все знаете, смотрите, как на людоеда со стажем, и отказываетесь даже приблизиться к чудесам.
- Вы не находите, что в моем положении не до чудес. С ума бы не сойти. – Доверительно заметила я.
- Не хотите сходить, не сходите. Не дали же вы мне прочитать ваши мысли, чай и это сможете. – Он лукаво улыбнулся.
- Я не дала? Вы шутите… - Я усмехнулась: что это за позывы поднять мою самооценку? Первое, что меня сейчас мало волнует так это нахождение магических возможностей, силу духа бы не потерять.
- Ну, я не очень ломился, так решил подглядеть чуток… - Улыбка стала еще более лукавая. – Так что, с личным могуществом у вас все довольно туманно, но не очень печально. Гораздо хуже с темой потери разума… Вы почему-то вбили себе это в голову и собираетесь с этим жить. Ну, дело ваше, в отличие от Макса я за вас ответственности не несу…
-… и на общественные работы во благо Ехо я не гожусь… - В тон ему заметила я.
-… так что могу просто предложить помощь. – Игнорируя мою шпильку продолжил Джуффин. – Можете отказаться, можете соглашаться.
- Такое ощущение, что у меня есть еще варианты… - Я прикусила губу.
- А сэр Кореах, чем не вариант? Молодой человек просто голову потерял… - Джуффин откровенно хихикал. – Нет, правда, после истории, что я ему рассказал, так вообще готов вас сразу прям взять то ли в жены, то ли в сестры. Только боюсь…
- Очень смешно. – Я, наконец, нашла в себе силы сесть на кровати: все мышцы болели. Еще бы после такой ломки. – Что вы такого ему рассказали?
- Я? Ничего ужасного. Но моя история питает далеко идущие планы… - Он мечтательно посмотрел в потолок. – Интересно?
- Страшно. – Честно призналась я. Что мог придумать этот сумасшедший маг с яркой склонностью к интриганству. – Не «страшно интересно», а просто «страшно».
- Ничего жуткого…

Это только в начале кажется, что ничего жуткого, а по сути жутким было все от начала моей легенды и до конца. Джуффин решил, что за мной все же нужно присматривать, наставлять на путь истинный, да учить уму разуму, хотя бы в память о сэре Максе, безвременно застрявшем в Тихом городе. А кто же у нас может справиться с этой непосильной задачей? Читай: кому воспитывать идиотов. Конечно, бывшему убийце младенцев и мятежных магистров, сэру Лонли-Локли, теперь гордо носящиму мантию Главы Ордена Семилистника. Что по этому поводу думал сам сэр Шурф, я не знаю, но чую, что тоже был поставлен перед фактом. Но сих хитросплетений было мало.

По какой-то причине тот же сэр Халли не желал пускать меня на территорию Иафаха, подозреваю, что из-за леди Сотофы, но могу ошибаться. Поэтому была выдвинута идея о том, что жить я буду вместе с леди Хельной и окружающему миру буду представлена как двоюродная племянница из графства Хотта, благо, я была в курсе тяжелого родства Шурфовой супруги. Но и на этом не окончилась веселая сказка, а хранила еще целых два эпизода.
Первый: дабы я не вызывала сильных подозрений при незнании каких-нибудь ритуалов, известных даже в отдаленных краях моей новой родины, решено было придумать, что у меня потеря памяти. А сэр Зотто авторитетно подтвердит, что явление временное, вызванное неясными причинами и не поддающееся лечению.
Второй: остатки малого сыскного войска будут по очереди принимать участие в моем образовании путем непосредственного контакта с прекрасным. Звучит пафосно, а по сути, видимо, шеф решил занять сотрудников изнывающих от безделья. Им, понятное дело, никто лапшу на уши вешать не собирался, благо, уже что-то подобное было.

В результате нашей беседы я получила четкие инструкции, объяснения и наставление, а также туманные обещания гипотетического будущего. Не хватало лишь расписания встреч, о чем я в язвительной форме и сообщила Джуффину. Как видно зря, ибо получила в ответ:

- Хорошая мысль. Попрошу Меламори нарисовать плакат, где расписать ваши занятия на дюжину дней. Повешу над столом. Копию пришлю тебе. – Мечтательно заметил он, стоя уже в дверях.

И да, теперь мне никто не «выкал», ибо сэр Халли решил, что довольно с меня приличного обращения, вернее, как он выразился, «хотя бы по праву возраста…» . Дальше я не слушала особо: голова и так шла кругом.

Начиналась какая-то невнятная, неясная новая жизнь. И одна часть меня была даже довольна, вторая же упорно стремилась домой и отталкивала все, что могла. Такая борьба противоположных мнений не откладывалась лучшими следами на моем характере, а портила его до невозможности. Хотя я держала уныние, подавленность и частую смену настроение под контролем и никому не показывала. Как говорится, я воспитанный человек и всегда улыбаюсь: никто не видит, как рушится мой мир.

Правда, как показало будущее, все мои попытки скрыть что-то были лишь трогательными попытками младенца обмануть взрослого дядю, если и удавалось, то по чистой случайности.

@темы: Фрай, Ехо, Джуффин, фанфики

---

После длительного молчания Музы. Здравствуй, Ехо, Новый год...

Автор: Анексанемун
Название: Никогда не узнаешь глубину лужи, пока не вступишь в нее
Персонажи, пейринги: товарищи из Ехо и одна милая барышня, в чертах которой постараюсь сохранить НЖП и убрать "сьюшничество".
Рейтинг: G
Саммари: Что случается, когда не тянет в сказку, а сказку к тебе тянет.
Размер: миди.
Комментарии: Моя муза молчала больше года. И вот что она принесла мне. И еще первые главы занудные, нужно войти в русло, с четвертой где-то должно начаться кое-что интересное.

Никогда не узнаешь глубину лужи, пока не вступишь в нее

«Люди любят повторять, что перемены —
это всегда к лучшему… на самом деле это означает —
что с тобой произошло нечто,
чего ты вовсе не желал…»

Глава Первая: О превратностях судьбы.

Боль сама по себе – хорошая штука,
за нее надо сказать природе спасибо.
Благодаря ей мы и выживаем.

Каждый заблуждается в меру своих возможностей, находится тоже. Очень часто так бывает, что всю свою жизнь мы проживаем скованными нелепыми иллюзиями и неопределенными привязанности. Уж сколько жизнь нас учит, что все временно на этом свете, мы упорно верим в собственное бессмертие длиною в жизнь и ничего не хотим менять. Слепая ограниченность нашего разума нам дороже удивительных открытий, пусть и не лишенных потерь. А следовало бы не цепляться за края привычного, а смело стремиться в неизведанное, пусть и пугающее.

А еще мы не ценим. Не ценим ничего, что имеем, от свитера от бабушки до «Бентли» на Лазурном берегу. В лучшем случае, мы воспринимаем это, как должное, дескать, заслужили по праву рождения, выбора, семьи. В худшем, не находя успокоения в обладании, стремимся все выше, к обладанию все большим количеством вещей, среди которых забываем зачем же мы сами есть на белом свете.

Я в этом случае ни чем не лучше остального населения нашего мира. Упорно привязанная к сотне родных и близких, а также далеких и не нужных по сути людей, я таскаю все это на горбу, не в силах скинуть. Конечно, умение «все бросить и уйти» граничит с отсутствием ответственности и верности ушедшего, однако и излишняя привычка привязываться и привязывать может послужить дурную службу. Когда в какой-то момент ты поймешь, что просто зациклен на чужих и родных людях, которые вполне себе могут жить без тебя, это станет ударом, с которым не каждый сумеет справится.

Иногда стоит все потерять, дабы понять как оно дорого. А иногда найти, чтобы оценить ветер свободы прошлых приключений и холод его одиноких порывов. Каждому свое.

Мне вот выпала удивительная история, которую сложно анализировать, проще о ней рассказать.

***

в омут? почему бы нет...

Я люблю сказки. Читать, да. Но не в коем разе я не хотела бы «попасть в сказку», честно. В гости еще может заглянуть и могла бы, посмотреть там, полюбопытствовать, но этого было бы довольно. Да и тут сказка не особо нужна, приезжайте в Каринтию, что на юге Австрии и погуляете по удивительным лесным тропкам, посетите маленький волшебные деревеньки, выпьете прекрасного эля и… чем не сказка?

Но сейчас не об этом, а о том, что покинуть мой прекрасный мир и оказаться в другом, более приятном, я по-настоящему никогда не хотела. А все почему? Потому, что если бы пришлось уйти, то оставить нужно было бы слишком много того, что я склонна называть личным пространством: семью, друзей, животных, работу, врагов, всякие приятные мелочи, что делают жизнь жизнью.

Именно по этой причине я зачитываясь романами про прекрасный город Ехо в не менее прекрасном Соединенном Королевстве, я ни на минуту не переставала думать о том, что дома все же лучше, хоть и любопытно до безумия, как все устроено по ту сторону книги.

Но, как говорится, как бы сильно не было благоразумие, оно никак не спасет вас от того, что называют «превратностями судьбы». Другое дело, то ваши действия очень часто зависят от силы и мобильности вашего разума,но и это зачастую вредит, ибо силой, ибо правильный путь все же находится с первого раза и нет так скоро, как хотелось бы. А силы-то, силы уже приложены…

Собственно, так или иначе, но мне никогда и присниться такое не могло. Да, конечно, приятно читать про Ехо, про его мозаичные тротуары, резные крыши, волшебную камру и могущественных чародеев. Но лишь читать. И все. Никаких далеко идущих планов, маниакального желания найти дверь и прочей резвости.
Я вообще больше прагматик, любящий размечтаться порой, но прочно стоящий на ногах и понимающий, что дяденьки с волшебными палочками и Мантиями смерти это, конечно, здорово, но абсолютно бесполезно в окружающем мире. В общем-то, мир полон удивительного и неповторимого.

Однако ни моя вера, ни рациональность не спасли меня от внезапного и крайне неприятного перемещение в город чьих то бредовых снов. Это событие произошло столь внезапно, столь быстро, что я не только не успела остановиться, да я даже подумать не успела. Просто в один прекрасный день, отварив дверь в офис, вступив во тьму, не нажимая выключатель, я почувствовала резкую боль во всем теле и решила уже что умираю.

Однако на деле, спустя какие-то мгновения, показавшиеся вечностью, я ощутила себя стоящей на цветастой мостовой неизвестного мне города, где все краски были ярче родных, а от незнакомого воздуха сводило легкие.

Сводило в прямом смысле слова: я не могла дышать.

Охнув и ухватившись за ограду , я осела наземь: тело продолжало выворачиваться на изнанку. Хорошо хоть ни единой живой души вокруг не было, так как, судя по всему тут раннее утро. А то я бы наверно еще и со стыда умерла. Валяться непонятно где, непонятно в каком виде это ли не верх кошмара? Хотя да… Хуже было бы умереть, но этот вариант не рассматривался, добавлю, акцентируя на моем жизнелюбии.

Спустя какое-то время, длительность которого мне совершенно не известна, я, наконец, нашла в себе силы встать и доползти до лавки, которая показалась невообразимо чужой и неудобной. Вообще симптоматика приступа была странная: дышать выходило с трудом, как будто вокруг почти не было воздуха, сердце выбивало невероятные ритмы, той еще зарубежной эстрады, с яркими перебоями и замираниями. Остальной организм не отставал, полагая, что должен отличиться передо мной, и то давал в массы то слепоту, то глухоту, то тошноту, а то и вовсе гнал температуру до неясных вершин.

Короче говоря, сказать, что было мне плохо, это ничего не сказать.

Спустя еще какое-то неясное время меня немного отпустило, и проявились слабость и небольшие судороги. И я даже почти обрадовалась, хотя спустя всего несколько секунд поняла, что зря. При слабых вдохах было еще ничего, а вот при сильном втягивании воздуха полной грудью у меня случался почти тот же коллапс, с которого я начинала. С чего вдруг я не могла дышать, пониманию не поддавалось и в голове не укладывалось. Но причину этого удивительного события узнать мне предстояло немного позже.

Спустя еще какое-то время, как будто научившись дышать заново и маленькими глотками, я, наконец, огляделась, силясь понять, где же я оказалась, вместо знакомого до боли офиса, которому бы сейчас была ужасно рада.

Вокруг простирался милым городской пейзаж, как сошедший с рекламных открыток, изображающих улочки Праги, старого Вильнюса или Риги. Но в отличие от оригиналов, все, окружавшее меня, было настолько приветливым, веселым и радужным, что невольно навевало ощущение полнейшей бутафории. Дорогой, качественной, но не настоящей на столько, что хотелось подойти и отломать кусок парапета. Все эти домики, крылечки и, наконец, начавшие свой утренний моцион прохожие, завернутые в какие-то неясные подобия индийских сари и косящиеся на меня удивленно, наводили тоску и сводили на нет оставшиеся силы.

И еще меня не покидало такое неприятное ощущение неясной «знакомости» всей этой необычной обстановки. Не то, чтоб я видела это уже, но ясно ощущала, что место известно моему больному мозгу. Что-то смутное крутилось в тяжелой голове, но на ум ничего не приходило. Одно я могла сказать точно: со мной случилось «нечто», ибо я в трезвом уме и доброй памяти шла на работу, а попала черт знает куда. Но, удивляло даже не это, а то, как я была спокойна. Хотя да, тогда меня волновал лишь мой организм и его возможное будущее, и плевать собственно, где он находится, лишь бы жил. Маленькое, но очень важное желание, вам не кажется?

- Леди, с Вами все нормально? – Прозвучал над моей головой внимательный мужской голос. – Вам нехорошо?
Нет, вопросы вежливости и тактичные формулировки это прекрасно, и я бы даже очень оценила сейчас заботливое «вам помочь?», однако вопрос о нормальности вызвал лишь раздражение, а вот уточнение про «нехорошо» уже злость. Нет, мне было очень хорошо, просто лучше не придумаешь?!
- Нет… - Прошептала я, стараясь не дышать слишком глубоко и подняв голову, дабы рассмотреть спрашивающего: высокий молодой человек, завернутый во что-то изумрудное, с темными волосами, немного выбившимися из-под тюрбана темно синего цвета и лучезарной улыбкой на лице, тревожно меня осматривал. – Скажите, где…я?
- Вы? – Кажется, я его удивила. – Вы в Ехо, столице Соединённого Королевства. Но если Вы не знаете, где вы, то как… как вы тут оказались?
- Где?! – Вдохнула я слишком много воздуха и тут же, почти задыхаясь, рухнула вниз.

Но болевой шок уступил место шоку самому настоящему: как можно оказаться в выдуманном городе, в выдуманном мире?! И разговаривать с выдуманным человеком?! Вот тут я впервые подумала, что с моей несчастной головой, что то все-таки не ладно. Хорошо, я готова принять существование телепортации и путешествий во времени, и даже на другие планеты. Однако верить в то, что можно попасть в несуществующий мир, выдуманной одной удивительной женщиной, я решительно отказывалась?!

- Вы шутите? – Я все еще плохо дышала, но тут не могла смолчать, однако это стоило мне того, что мир мягко начал уплывать перед глазами, а земля из под ног.
- Какие уж шутки, я… Грешные магистры, как вам плохо! Давайте я вам помогу, я тут недалеко живу… - Заметив мое состояние, он напрочь забыл про объяснения и подхватил меня на руки и бережно куда-то понес. – Не бойтесь и не переживайте. Наверное, с вами случилось что-то, но не это не страшно. Все будет хорошо.

Даже у моего угасающего сознания появилось желание картинно разрыдаться и броситься на грудь моего спасителя, благо она была рядом. Но я старалась привести дыхание в норму, дабы тело не разрывало от дикой боли, поэтому незнакомец был лишен этой достойной сцены благодарности. Но если серьезно, мне было приятно, что я не одна, хотя он и мог, теоретически, быть маньяком и унести меня куда угодно и сделать тоже, что угодно. Но что-то мне подсказывало, что все не так страшно, а сил сопротивляться не было все равно, так разбор морально-этических вопросов был оставлен до поры.

Собственно, обычно в сентиментальных (и не очень) романах героине положено потерять сознание, а прийти в себя уже в огромной спальне, в шикарной постели, умытой, здоровой, счастливой и в компании красавца принца в изгнании. К сожалению, из всего списка у меня был лишь «красавец», да и то, вполне возможно, его таким делало затуманенное зрение. В остальном я получила еще одно подтверждение того, что я не в сказке: сознания не потеряла. Обидно было до жути. Ведь так хорошо: упала в обморок – очнулась гипс… то есть принц, пастель и балдахин. Но как видно, я героиня не этого романа.

Пока я размышляла, меня внесли в комнату, кстати, весьма необъятных размеров, что-то среднее между теннисным кортом и хоккейной коробкой. Тут дышать стало чуть лучше, скорее всего, как я начала соображать, дело было в воздухе. Меня усадили на кресло, стоявшее среди нереального количества диванчиков, столиков, тумбочек, шкафов, скульптур, ковров и побрякушек… Как можно заполнить все это пространство таким количество вещей оставалось для меня загадкой посильнее того, как можно оказаться в выдуманном мире.

- Это малая гостиная, простите… - Извинился мой спаситель, опускаясь на корточки рядом. – Как вы? Лучше?
- Не знаю… - Ответила я честно. Резкую боль сменила боль тупая, а она, как известно, более сносная, хоть и раздражающая. И потом, «малая гостиная»!? Какова же большая? – Вы… вы не шутите? Я в Ехо?
- Да… А почему я должен шутить с вами? Ведь вам так плохо… – Молодой мужчина улыбнулся и тут же прикрыл глаза правой рукой. – Разрешите назвать себя, сэр Кореах Аршар.
- Очень приятно…. Селена … - И мне вновь стало дурно.

Во-первых, вот еще одно подтверждение еховского настоящего, ужасавшее меня всегда приветствие. Во-вторых, я не готова была назвать свое полное наименование, выразимся так. Имя то еще куда ни шло, слава богу не Евлампией нарекли, но фамилия… Что уж говорить об остальном… Ладно… Как там было? Я подумаю об этом завтра, потому как мой организм подает какие неясные, но очень неприятные сигналы.

- Вам все еще нехорошо? – Моя невежливость и незнание правил хорошего тона была, видимо, списана сэром Кореахом на мое состояние, за что ему огромное спасибо.
- Не то слово… Я вам даже не смогу объяснить, что со мной не так. – Я выдавила из себя самую жуткую вежливую улыбку из массы жутких вежливых улыбок. – Со мной, кажется, все не так…
- Не переживайте, я уже вызвал нашего семейного знахаря, он поможет вам, уверен. – Мужчина продолжал улыбаться с явным чувство сопереживания. Странный какой-то, но, кажется, вполне искренне волнуется, как будто я его родная тетя.
- Спасибо…

А что ту еще скажешь. Чем мне поможет местный шаман, я слабо представляла. Хотя если вспомнить тексты… Бог мой, как давно я их читала, сколько всего позабыла…
Но сейчас у меня нет сил думать, только ощущать необходимости бренного тела. И да, стоит просто уверить себя в том, что есть данность: мир, человек и я, страдающая от нелепых болей. И все. Если я сейчас буду долго размышлять на тему, а как я тут оказалась, да что мне делать, да бывает ли такое, и не связано ли это с упавшим на мою страну метеоритом, то мне не останется сил для здравых и более насущных рассуждений на разные темы.
Например, а как мне собственно тут жить? Или хотя бы выжить…

***

Пока я раздумывала, а не помереть ли мне все же и не мучится, объявился «семейный доктор». Он оказался худым пожилым господином с почти седыми рыжеватыми вихрами, добрыми глазами и длинными почти артистичными пальцами. Завернут был в очередной шедевр местной моды: нечто черно-белое, удручающее.

Осматривал он меня долго внимательно и придирчиво, видимо, и вправду, был хорошим знахарем. Хмурился, кусал губу, проводил руками по позвоночнику, касался век, пальцев на руках и хмурился еще больше. То ли ему не нравилась я, что маловероятно, то ли то, что со мной происходит. Но в нынешнем контексте я предпочла бы первый вариант причины его смурного настроения.

- Скажите леди, вы хоть что то ели? – Наконец спросил он самое неожиданное из ожидаемого.
- Вообще? – Я была несколько удивлена, но для более подробного вопроса не было больше сил: дыхание вновь давало сбой. «Какая к черту разница, что я ела? Если я задыхаюсь… То есть он думает, что я отравилась?» неслось в голове хаотичным потоком.
- Нет, сегодня… Здесь… - Он посмотрел мне в зрачки и стал совсем серьезным, каким-то грустно серьезным.
- Нет… Какое там… - Я скрутилась в комочек. Заболел живот. Или он что-то на шаманил, или я просто схожу с ума.
- Сэр Аршар, угостите вашу гостью камрой… - Вдруг обратился знахарь к моему спасителю с самым нелепым предложением.
- Камрой?! Вышутите Зотто?! Мне… мне не жалко, просто ей так плохо, что… - Хозяин дома, видимо, разделял мое мнение о нецелесообразности предложения местного светила.
- Поверьте, я и сам не уверен в том, что говорю, но это пока мое единственное предположение… даже нет, просто предчувствие. А вы знаете, что значит предчувствие знахаря… Думаю, вам стоит лично распорядиться, чтоб в эту камру добавили вот этой травки. – Доктор Зотто тяжело вздохнул дал Аршару алые стебельки чего-то сушеного и, когда хозяин покинул нас, вновь посмотрел на меня. – А теперь рассказывайте, милая.
- Что… именно? - Я поняла, что вопрос его весьма не так прост, как мне бы хотелось. Хотя почему мне вообще чего-то хотелось? Объяснять мне вот ничего не хотелось, даже не моглось, а вот жить хотелось очень. Все остальное было не важно.
- Все. Поймите, я довольно неплохой знахарь, многие склонны называть меня гением, поэтому я бы хотел вам сразу объяснить, что с вашим телом происходит что-то совершенно ненормальное. Оно …оно разрывается, я иного слова не подберу. Каждая новая порция воздуха, получаемая при вдохе, почти вся уничтожается организмом, как нечто опасное, и остается лишь небольшое количество для жизни… хотя и это может скоро закончится. Поэтому в ваших же интересах рассказать правду.
- Правду? В два слова? – Я почти скривилась в усмешке. А боли то усиливались на всех фронтах.
- Попытайтесь, иначе я не смогу Вам помочь. – Он по-отечески погладил меня по руке.
- Если вас устроит правда. Я пришла на ра…службу. Открыв дверь, я очутилась на мостовой тут. И все. И да: служба моя в другом…городе. – Мысленно я почти аплодировала себе стоя: так складно изложить все и уложится в несколько слов при том, что стоишь на пороге смерти. Ха! Мне нельзя доверять страшные тайны про кровных врагов и сокровища, перед концом успею проболтаться.
- Может быть в мире? – Лекарь грустно улыбнулся, не сводя с меня внимательных глаз. Он,я вно был не так прост, как казался.
- Может. – Только и ответила я, предыдущий подвиг убил мои последние силы.
- Все готово. – Вошел сэр Кореах с подносом.
- Прошу вас… - эскулап-гений Зотто протянул мне небольшую порцию и заметил. – Выпейте со следующим вдохом, если это не поможет, то …

Не желая дослушивать про ужасное «то…», я понадеялась на все хорошее, внутренне перекрестилась на вдохе, проглотила ароматную жидкость.

И вот оно блаженство. Наконец мир померк. Что это было сон или смерть, какая в сущности разница, если ушла боль… А она ушла.















 

запись создана: 18.02.2013 в 17:34

@темы: Фрай, Ехо, Джуффин, 32 зуба это НОРМА, фанфики по Ехо

---

по Фраю. моя любимая пара.)

Темная сторона Души.

Автор: Анексанемун
Фандом: Лабиринте Ехо
Жанр: эээ... немного грустно
Саммари: Ну просто никто про них не писал... И я вот подумала... Ведь фактически, моя любимая пара)




Я поднимаю старое знамя,
Я не зову, смело прыгать за нами…
Все мы как лодки… на верёвке.


У всего в это мире есть темная сторона. Темная сторона Ехо. Темная сторона Гугланда. Темная сторона Мира. «Темная», потому что непонятная… «Темная», потому что неясная…
Но, что если есть темная сторона человека. Темная сторона Души. И темная сторона одного человека очень часто бывает сутью другого.
И «темная» тут, как всегда не говорит о плохой стороне вопроса. Просто о неизвестности…

***

............................

Уже столько лет… Столько лет не мелькает в зеркалах ее отражение. Столько лет не шуршат мягкие сапожки по ворсистому ковру. Столько лет ее маленькая рука не касается кожи старинных кресел.
А, кажется, все случилось вчера.

***

- Я должна идти… - Делает виноватое лицо, насколько она вообще умеет делать такое лицо, но взгляд уже не здесь.
На улице не идет дождь, там просто очень ветрено. Из Хумгата, кажется, залетает ледяной, удушающий ветер. А может, это кажется ему. Может, все это…кажется…
- Я не хочу, но ты, же знаешь, я должна… - Касается его руки.
- Не ври… - Он устало опускает голову на руки. – Ты должна? Ты ничего не должна! Ты просто хочешь, ты хочешь быть с ними… Хочешь быть одной из них…
- Я…
- Не спорь. Я всегда это знал. Как только увидел тебя при дворе, как только ты посмотрела мне в глаза… Я уже знал все… Все это. Просто еще не хотел понимать.
- А я не знала… - Тихо шепчет, щурясь, смотрит в окно. – Если тебя это утешит…
- Не утешит… Не знаю… - Пожимает плечами. – Уходи.
- Ты отпускаешь меня?
- Нет…
- Но как же я уйду? Я не смогу… - Закусывает губу, Мост уже совсем рядом. Но ей его не уловить.
- Попробуй… - Насмешливо и горько смотрит в глаза той, которая была так близка, той, что уже давно далеко.
- Может ради того, что было… ты отпустишь меня? – Теперь встает и смотрит холодно.
Она давно уже такая, чужая, свободная, сумасшедшая птица, которая так и не смогла свить гнездо и теперь улетает… Улетает далеко. И навсегда. Правда, нельзя предъявить ей претензии… Птиц достался не ахти.
- Может быть… Но не сразу… - Поднимается и он, глаза блестят недобрым светом.
Так всегда бывает, когда любишь перелетную птицу, она улетает, оставляя кровавые следы, а ты еще долго не можешь от них опомниться.

***

И так всегда. Если у него хорошее настроение, у нее – плохое. Если она хочет на Темную сторону, у него дела… Если он в другом мире, она обязательно не сможет пойти по причине важных проблем. Они так не похожи, но едины в непостоянстве и противоположности. Как луна и солнце, как инь и ян. Как огонь и вода.

Как могло случиться, что Кеттариец связался с Шейрской Розой? Как и чем он увлек ее? Конечно, чудесами… Как могло случится что девушка из благочинной семьи вышла за выходца с шимарских гор? Ради чего они вместе? Конечно, ради чудес.

Он это знал. И знал, что держит ее, только пока может удивлять, может учить, опекать. Он надеялся, что ее успехи будут яркими, но редкими. Что она долго… нестерпимо долго будет рядом.
Она знала это. Она играла по его правилам долго. Для нее невыносимо долго. Она отказывалась от многих чудес, чтобы не оставлять его.

Но однажды появилось чудо, которому она была неспособна сказать «нет». И он сразу понял это. Хотя «спасение Мира» было такой хорошей отговоркой. Такой правильной…
Они тогда много… много ссорились. Она не желала уступать ему, не хотела принять то, что ее игра ему ясна.

- Ты уходишь, потому что хочешь!
- Ты думаешь только о себе!
- Я успел узнать тебя! Тихая грация, нежная кошка… Ты жестокий цветок, холодный как ледяное пламя!
- А ты-то?! Ты!? Как ты смеешь говорить мне, что я такая!? Ты сам какой!? Ты равнодушное, надменное, гнусное…

И уже почти не мирились.

Она проходила к себе, роняя что-то похожее на «Привет», он не поднимал глаз от газеты, дымя трубкой. Им нужно было так много сказать, но гордыня вставала барьером перед такими понятными чувствами.

Они больше не могли мириться.

- Ты прости, но я съеду…
- Хорошо… Только не держи зла.
- Я не держу зла! Я съезжаю потому… потому… А, Темные Магистры!? Ты даже съехать мне не даешь!

Потому что не были больше дружны.

Она всегда была непостоянна. Непостоянна и легка. Он полюбил эту легкость, эту невообразимую легкость ее жизни. Но теперь она стала чужой: тяжелой, сильной колдуньей постороннего, дальнего мира. Она была далека: ее уносил ветер.
Он был так необъясним, так полон сил, так любопытен. Она полюбила в нем эту силу, эту мощь, от которой волосы вставали дыбом по всему периметру тела. Но эта сила была лишь ее. Это было лестно. Теперь он стал далеким. Как любой мужчина он хотел обладать, лишая женщину любого права. Но она больше не принадлежит ему. Она свободна.

Они стали чужими.

***

- Мы когда-нибудь встретимся. – Кивает на дверь. – Все пути закольцованы. Когда-нибудь ты выйдешь на крыльцо своего дома, а там дорого ко мне…
- Значит, даже сейчас ты не хочешь вернуться, ты предлагаешь мне… придти к тебе. – Вздыхает, отбрасывая потухшую трубку.
- Это трудно? – Насмешливо смотрит ему в глаза.
- Нет. Просто я не хочу. – Пожимает плечами.
- Вот так? – Выглядит обескураженной, даже Зов Моста притупляется. Она была уверена, что он привязан к ней.
- А зачем? – Садиться в кресло, делает задумчивый вид, потом вновь встает. – Ты уходишь, потому что хочешь уйти. Уходят всегда от кого-то. Никто не уходит куда-то. И если ты хочешь уйти от меня в неизвестность, то кто я такой, чтобы мешать тебе? На самом деле, мне даже жутко до какой степени отчаянья должен дойти человек, чтобы бежать от отношений во время…
- Вот так… - Только и повторяет она. Никогда не приходило в голову, что он не держит ее ради себя, а пытается понять, почему уходит она.
- Да. – Голос ровный, сухой, спокойный.
- Ты не прав. – Вздыхает, что теперь толку говорить, но нужно объяснить. – Я не бегу от тебя. Я живу ради чудес. И ты живешь ради них. На самом деле, тебе не нужен тот, кто будет жить для тебя, потому что ты сам не можешь жить для кого-то. Мы в одной лодке. Просто я раньше бросила весло…
- А я иду ко дну? – Весело рассмеялся.
- Нет… Я не пробивала дна. Просто бросила весло. – Облегченно вздыхает, подходит к нему, обнимает и мягко целует. – Ты поднимешь его и прекрасно справишься один… Возможно, даже будешь брать попутчиц… на время…
- Хорошо… - Проводит рукой по ее волосам, жалея, что они потеряли столько времени. – Но твое весло будет ждать тебя всегда…
- Я знаю.
Она оставляет на память короткий, ветреный поцелуй. За пять мгновений до расставания она вновь стала легкой, открытой чудесам. Она стала его Рани. Вернее она стала свободной Рани, которая когда-то была его…

***

- Нет, Джуф, не умеешь ты выбирать правильных женщин… - Легкая рука ложится на плечо в пустоте темной комнаты.
- А может, наоборот умею? – Уголки губ искривились в подобии улыбки.
- Да, умеешь находить правильных людей для Мира, для Хумгата… Но для себя так и не смог найти никого…
- Не драматизируй, Сотофа… Мне и так неплохо! - Рассмеялся, крепко прижимая на свежий клей маску равнодушия: это хорошая маска.

Правильная для него самого.

Там глубоко
нелегко,
там сгущают краски…
Я на плаву
до сих пор
без твоей оснастки…

19.02.13: Я прям вздрогнула... Я когда-то в иной жизни умела писать... Удивительно... Даже запись подняла...

запись создана: 13.07.2011 в 18:21

@темы: Фрай, то-чего-нет-но-может-быть-есть, Акула Стиха

---

новогоднее)

 Chris Baggins,  Джиллиан Хайнц,[J] Морган Кэй[/J], спасибо за поздравления! За добрые слова, смешные пожелания и сову... за сову на счастье отдельное фенкс)

Так удивительно... Все три открытки пришли в один момент... А Вам открытки я тоже отправила все вместе! ждите-ждите))) Скоро будут)

В ожидании...

---

Поздравительное

Не люблю такие посты, но сегодня исключение... Потому что день рождения у моего дорогого  Chris Baggins!!!

Крис, прежде всего здоровья! Потом успехов! И, конечно же самых добрых и нежных чувств!

Я без тортиков, ибо чую, тортиков будет много...

а еще фрукты.. Лисятики принесли тебе апельсинов...

Спасибо тебе за то, что ты такой замечательный и есть в моей жизни!

Ну... и если что знай... что я, девушка тихая, скромная, но если что нужно... помогу:

...

---

ыыы

04.11.2012 в 13:22

Пишет  Жожык:

Маразмы 01
Тихо в лесу…
Только не спят пыжи.
В мире абстракции, тряпок и лжи
Не могут уснуть пыжи.

Тихо в лесу…
Только не спит песец.
Варит песец на плите холодец,
Вот и не спит песец.

Тихо в лесу…
Только не спит сова.
Кака стекает с ее голова,
Вот и не спит сова.

Тихо в лесу…
Только не спит волчок.
Курит волчок свой последний бычок,
Вот и не спит волчок.

Тихо в лесу…
Только не спит бобёр.
Он у волчка сигарету упёр,
Вот и не спит бобёр.

Тихо в лесу…
Лишь бурундук не спит.
Хочет он жрат и водички попит,
Бедный совсем не спит.

Тихо в лесу…
Только не спит оса.
Ей ведь совсем одиноко в трусах,
Вот и не спит оса.

Тихо в лесу…
Только не спит вальдшнеп.
Враг его вырос и очень окреп,
Вот и не спит вальдшнеп.

Тихо в лесу…
Только не спит дракон.
С шапки его оторвался помпон,
Вот и не спит дракон.

Тихо в лесу…
Только не спит кальмар.
Котэ его зашвырнул в самовар,
Вот и не спит кальмар.

Тихо в лесу…
Только не спит собак.
Кошки наелись крылатых макак,
Вот и не спит собак.

Тихо в лесу…
Только не спит лемур.
В каку лемур уронил абажур,
Вот и не спит лемур.

Тихо в лесу…
Только не спит макак.
Скоро его переварит кошак,
Грустно не спит макак.

Тихо в лесу…
Только не спит бизон.
Пёсик ему навалил на газон,
Вот и не спит бизон.

Тихо в лесу…
Только не спит верблюд.
Кошки макаками громко блюют,
Вот и не спит верблюд.

Тихо в лесу…
Только не спит глухарь.
Филин ему разукрасил фонарь,
Вот и не спит глухарь.

Тихо в лесу…
Только не спит медведь.
Он набухался и начал реветь,
Вот и не спит медведь.

Тихо в лесу…
Только не спит жираф.
Мочит он ботов как Шая Лабаф
Вот и не спит жираф.

Тихо в лесу…
Только не спит карась.
Жизнь с Анжелиной Джоли удалась!
Вот и не спит карась.

Тихо в лесу…
Только не спят ежи.
Суслик обгадил им все этажи,
Вот и не спят ежи.

Тихо в лесу…
Только не спит койот.
Дима Билан ему в ухо поёт,
Вот и не спит койот.

Тихо в лесу…
Звери не спят никак!
Им надоел уже этот тупняк,
Но без него - косяк!

---

Любовь.

Любовь это что-то гадское, разнузданное властное.
Любовь чувство неизбежное, но не у всех отверженных.
Любовь приходит, не спрашивая советов и разрешения
Любовь смотрит, вынашивая, план мести и спасения.
Любовь существует в реалиях, одною ею сотворённых
Любовь не терялась в регалиях, кровью записывая имена влюбленных.
Любовь не Ромео с Джульеттой, любовь не Тристан с Изольдой.
Любовь пожухлое лето, вкус голубики прокисшей и горькой.
Любовь отбирает многое, взамен дает лишь безумие.
Любовь существо убогое, бывавшее не красотой, а мумией.
Любовь говорите, прекрасное? Венчание сердца и пламени?
Слова эти все напрасные. Любовь ищет щита и знамени…
Любовь ищет только известности, тщеславия и обречения.
Любовь плод нашей инертности, ложное вероучение.
Любовь не мешайте с вечностью, не называйте верностью.
Любовь грешит поспешностью, пытаясь не стать лишь бренностью.

---

Дыханием ветра увитые
Карнизы дрожали во мгле
Осенние мысли забытые
Таили себя на земле.
И мы беспокойные, нежные
Тянулись к движению струн.
А впереди неизбежное
Коварство разбросанных рун.
Дорогой тянулась беспомощность
Теряла себя на бегу
И чувствовалась звука оторванность,
Что я воскресить не могу…
И, я…
Простить не могу опоздание,
Разбитые волны доверия
И меркнет в тоске ожидание,
Местами затаскано стременем…
И, я…
Подчиняюсь законам суровым
Военного жестокого времени
Мир вдруг станет багровым
И уйдет в никуда и мое поколение…
Так бывало уже не раз
Сменились народы
И небытие коснётся нас
Под клич матери природы.
И лишь на самом тихом дне
Мы расслышим частику песни
Что на этой грязной глубине
Бесполезно, хоть ты тресни.
Но красоту волшебного слова
Не в силах похитить ужас
И мы повторяем снова
Как мантру: уходи лютая стужа…
Ведь…
Соблазны солнце забытые
Веселый блик на стекле
Мы жизнью немного побитые
Найдем и бриллианты в золе…

@темы: стихи мои

---

Посвящается Борису Натановичу Стругацкому.

Светлая память автору моих детских снов.
Легкая земля человеку тысячи голосов.
Добрые слова писателю мира фантастики,
Ставшим одним из лучших проявлений советской классики

На могиле его не спеша я зажгу три свечи
Шелестя обгорелыми черными спичками
В небе ночном звезды яркие так горячи
И полна вселенная неясными стычками.

Обитаемый остров есть по сути, родная Земля.
А пикник на обочине мы устроим во времени.
И пройдемся по борту космического спец корабля.
Принесем разумное, вечное дикому племени.

Сквозь протухшее время стройным клином несутся
И скрываются за горизонтом гадкие лебеди.
Мне так хочется просто от «сегодня» навеки очнутся,
Что измазали мглой уставшие нелюди.

Град обреченный рухнул пеплом сквозь нулевое окно
Он уже собирался давно, да дела и слова не пускали
Не досказанное, не вычитанное, но уж предрешено
Все, что мы не сумели представить, но все же писали.

Вот и сказку о Тройке последнюю даст пред дорогой
И хромая судьба пробежит, семеня перед нами.
И поймем мы, что трудно, невыносимо быть богом
Особенно там, где ветра затушили волнами…

запись создана: 20.11.2012 в 10:52

@темы: память, Стругацкий, фантастика